Воеводы-администраторы и крестьянско-посадское самоуправление

Поначалу воссоздание в 1523 г. национального Шведского королевства не при­несло изменений в пограничье. Правда, шведы, проводя политику постепенной коло­низации земель карелов у Ботнического залива Балтики, попытались подделать текст Ореховецкого мира так, чтобы вся Остерботния оставалась за Швецией. Следуя этой политике, шведский король Густав Ваза (1523-1560 гг.) развязал пограничную вой­ну с Россией. Она началась в 1554 г. мелкими стычками в карельском и ижорском приграничье и продолжилась походами русских войск на Выборг и в южную Финлян­дию в 1556 г. В войне столкнулись, с одной стороны, шведские притязания на карель­ские земли и требование дипломатического паритета в отношениях с Россией, а с дру­гой - отстаивание Москвой границы 1323 г. и защита, в ее понимании, "чести" в международных отношениях. Проиграв войну, Швеция заключила в марте 1557 г. в Новгороде вынужденное перемирие на прежних условиях¹³.

С середины 1550-х гг. в Корельский уезд посылались уже и наместники, и воево­ды - военные и дипломаты. Из кормленщиков на "Большей половине" г. Корелы обосновались Михаил Михайлович Тучков и князь Иван Петрович Звенигородский, а на "Меньшей половине" управлял Иван Иванович Бутурлин. С 1500 г. население уезда удвоилось, соответственно увеличилась и общая сумма корма. Воеводами царь Иван IV Васильевич Грозный (1533-1584 гг.) послал в Корелу Андрея Андакана Федоровича Тушина, Захария Ивановича Очина-Плещеева и других. Безусловно, с их помощью центральное правительство усилило свой контроль над Корельской зем­лей к началу основных боевых действий. Все вместе и каждый по отдельности в сфе­рах своих полномочий они помогли восстановить приграничное status quo.

В 1560-е гг. обстановка изменилась. С 1558 г. Россия повела затяжную Ливон­скую войну, разгромила Ливонский орден, а затем защищала свои приобретения в Прибалтике от экспансии Польши (которая с 1559 г. объединилась с Литвой в Речь Посполитую). Новый шведский король Эрик XIV (1560-1568 гг.), связанный войной с Данией, выступал за дружественные отношения с Россией. В свою очередь сложное положение в Прибалтике заставило Ивана IV пойти на сближение со Стокгольмом. Опытный политик, он отнесся к понятию "чести" весьма прагматично. Отвергнув поначалу просьбу короля Эрика признать его "братом" себе, другими словами, пе­рейти к паритету в отношениях со Швецией, царь все же решил изменить русскую систему внешнеполитических отношений с королевством. С этой целью в 1562/63 г. он упразднил наместничество в Новгороде. Его наместник князь Ф.А. Булгаков-Ку­ракин в том году стал новгородским воеводой-администратором. В следующем 1563/64 г. произошло упразднение наместничества и в г. Кореле - там также утверди­лась власть воевод¹⁴. И уже в 1563 г. царь лично принял шведских послов. После дол­гих переговоров в 1567 г. они заключили с Иваном IV соглашение, по которому царь признавал Эрика XIV "братом" себе, но лишь в случае, если Швеция выдаст России жившую там польскую принцессу Екатерину (жену брата короля принца Юхана). До­говор провалился: в 1568 г. принц свергнул с престола Эрика и сам занял трон.

Данные внешнеполитические акции привели к изменению системы управления в Карелии. Утвердившиеся в Новгороде и в Кореле воеводы-управленцы "на годовом" сроке по своему статусу отличались от наместников-кормленщиков. В одном из пер­вых сохранившихся "наказов" (инструкций) таким воеводам кратко, но емко опреде­лялось их положение: "велел ему государь...быти на своей государеве службе"¹⁵. Таким образом воеводский пост рассматривался в качестве административной должности, а не как пожалование-награда кормом за прошлую службу. Воевода мыслился прежде всего послушным исполнителем, верным проводником интересов и решений царской власти. С самого начала 1570-х гг. в приграничном Корельском уезде главным цар­ским делом являлось обеспечение безопасности северо-западных рубежей.

Те годы характеризовались резким ухудшением военно-политического положе­ния России. Иван IV проиграл Ливонскую войну. В 1582 г. ему пришлось заключить с Польшей десятилетнее перемирие, а в 1583 г., когда шведы захватили балтийское побе­режье России у Финского залива, новгородские воеводы подписали перемирие со Швецией. Ранее, в 1570-е гг., шведы вели боевые действия и в Корельском уезде. В ответ Москва предприняла шаги по усилению военной мощи пограничья. Вместе с новыми войсками из стрельцов и казаков в г. Корелу назначались воеводы - талан­тливые военачальники Василий Константинович Старого Сухово-Кобылин, думный дворянин (член правительства - Думы) Михаил Андреевич Безнин-Нащекин, самой крепостью командовал Григорий Никитович Бороздин-Борисов (боярин удельного князя Тверского Симеона Бекбулатовича). Они не раз побеждали вторгавшегося про­тивника, заставляя шведов отступать за рубеж¹⁶. Но в 1580 г. русским потребовалось собрать армию для обороны осажденного Пскова; полководцев и их войска отозвали из уезда. Корельская земля осталась без должной защиты.

Осенью 1580 г. шведы под командованием Понтуса Делагарди подошли к городу Кореле. Лишенная сильного гарнизона крепость капитулировала 5 ноября. В 1580- 1581 гг. был захвачен почти весь Корельский уезд, кроме северо-восточной Ребольской волости. Шведы следовали политике своего короля Юхана III (1569-1592 гг.), в союзе с Речью Посполитой навязавшего России разорительную военную кампа­нию на два фронта. Его программа оккупации северных земель России предусмат­ривала захват всей Карелии и выход к берегам р.Свири и к Белому морю. Реализуя ее, шведы не только взяли Корельский уезд, но и вторгались в Лопские и Заонежские погосты, повсюду производя страшные опустошения; их рейды в Поморье про­должались до начала 1590-х гг. Для отражения иностранной агрессии на Крайнем Севере с конца 1570-х гг. царь стал направлять воевод в Карельское Поморье, а с 1582 г.- и   в Колу¹⁷.

Воеводское управление служило и целям внутренней политики. Правительство в Москве все в большей мере использовало на местах традиционные институты само­управления населения, за которыми, по убеждению Кремля, требовался надзор. И установление воеводств в Новгороде и в Кореле сопровождалось и в известной степе­ни способствовало становлению в Карелии практики самоуправления, опиравшегося на общинную организацию населения. В крае издревле общины крестьян образовы­вали волости, боярщины и перевары. Общины сохранились и в "московское" время. Во главе их стояли старосты (сотские, пятидесятские, десятские - в зависимости от величины той или иной общины). Они избирались крестьянами и горожанами в ос­новном из "людей добрых" - представителей зажиточной верхушки общинников, например, собственников торговых лавок и амбаров или совладельцев богатых про­мысловых угодий.

Первейшая обязанность старост и других "людей добрых" перед общиной состо­яла в защите ее волостных земель от сторонних захватов. Государство вполне призна­вало данные традиционные права. При расследовании возникавших на местах спо­ров из-за "межи" оно всегда призывало старост свидетельствовать на суде об истинных границах общинных владений. В случае отсутствия на местности таких точных меж последние также устанавливались старостами заинтересованных сторон под присмот­ром государственного администратора. Более того, выделение по царским указам зе­мель новым владельцам не считалось законным, если при такой процедуре не присут­ствовали ("не вставали на межу") представители местных крестьянских общин - старосты и старожильцы.

Раскладка государственных податей на членов общин являлась другим важным правом и одновременно обязанностью старост. Определение государством размеров налогов на каждую из общин проводилось при составлении очередных писцовых и дозорных книг - раз в два и более десятилетия. За длительный срок демографиче­ское и хозяйственное положение внутри волостей (посада) изменялось. Поэтому еже­годно старосты "ровняли" бремя налогов в расчете на одного общинника, его семью, двор и доходы. Старосты же и собирали указанные подати¹⁸.

Исполнение традиционных полномочий волостными властями приводило к их постоянной связи с верховным сувереном России. Такое общение выражалось в челобитъях - всевозможных прошениях и жалобах в письменной форме на имя царя, а иногда и при личных аудиенциях. Ответами государей на челобитья выступали указ­ные и иные грамоты. По своему характеру эти указы представляли собой акты сепа­ратного законодательства. С их помощью центр претворял в жизнь свою политику, учитывая местные особенности в наиболее полной мере. Так, именно "государевыми грамотами" с конца 1530-х гг. в России (и в Карелии) вводился режим самоуправле­ния в сфере суда, следствия и налогообложения.

Толчком для создания местных избираемых органов власти послужила и волна преступности, захлестнувшая страну в 1530-е гг. Тогда в условиях бурного социаль­но-экономического подъема первой половины XVI в. появлялось много богатых жи­телей, а часть бедняков стала объединяться в разбойные ватаги. Рост преступности повышал доходы наместников и волостелей: получая судебные пошлины от рассмот­рения своим судом таких дел, они не особенно заботились о наведении порядка.

Для обуздания преступности правительство решило создать новую полицейскую систему. С этой целью в конце 1530-х - начале 1550-х гг. оно провело реформу мес­тного управления, названную историками "губной". Губы являлись полицейско-следственными округами. В соответствии с губными грамотами из столицы население на местах избирало из своей среды губных старост - начальников местной полиции и их помощников губных целовальников (от обычая целовать крест на присяге).

В Новгородской земле реформа проводилась на основе военно-пятинного уст­ройства. Корельский, Орешковский и Ладожский уезды составили один большой губ­ной округ - Корелъскую половину Водской пятины. Тут полицейских избирали из своей среды уездные помещики. Заонежские погосты вошли в Заонежскую половину Обо-нежской пятины. Но здесь поместья концентрировались в основном в Посвирье и на южном берегу Онежского озера, поэтому власть местных губных старост-помещиков распространялась лишь на эти земли. В остальной части Заонежья, а также в Лопских погостах и на западно-беломорском побережье, то есть на территории современной Карелии, губных старост и целовальников избирали в погостах местные крестьяне.

Кормленщики отсутствовали в Керети и у саами на Крайнем Севере. Здешние губ­ные целовальники получили от правительства дополнительные права на участие в суде казенных данщика и слободчика в качестве судебных заседателей (1542 г.). Но на земли кормлений такой порядок не распространялся. Поэтому, когда около 1543 г. выгозерские губные старосты отобрали суд по уголовным делам у своего волостеля, немедленно последовал строгий указ из Москвы, восстановивший на Выгозере пре­жние права кормленщика на суд и доходы от судопроизводства¹⁹.

Губные органы на местах подчинялись приказным дьякам Москвы и Новгорода, а не наместникам и волостелям. Так новый порядок повсюду приводил к изъятию важных функций у кормленщиков в пользу мест и центра. Тем самым правительство постепенно переходило к политике ограничения власти кормленщиков по всей стра­не. Тому же служило и наделение иммунными правами многочисленных монастырей: начиная с правления Василия III их игумены жаловались не только административ­ной, но и судебной властью над населением своих вотчин, которое, таким образом, частично "уходило" из-под надзора наместников и волостелей²⁰.

С середины XVI в. Россия вступила на путь сословно-представительской монар­хии. С этого времени и вплоть по 1680-е гг. в Москве созывались Земские соборы (прообраз парламента), которые решали важнейшие вопросы государственной влас­ти и управления. Начало этому положила земская реформа местного государственно­го управления 1550-х - 1560-х гг. Реформой власть кормленщиков на местах заменя­лась воеводским управлением в городах и выборным самоуправлением населения, прежде всего в важнейших сферах фиска и суда. Нововведение проводилось в жизнь не сразу по всей стране, а постепенно, в отдельных областях, с учетом местных осо­бенностей. Например, с 1555/56 г. перестали назначать кормленщиков-волостелей в заонежские станы; управление ими перешло в руки новгородской администрации. Но вплоть до 1562-1564 гг. наместники Новгорода, Корелы и Орешка продолжали не­сти важные для страны внешнеполитические функции по связи со Швецией, сохраняя свою власть на местах, хотя и не в пре­жнем объеме.

Во всех пятинах Новгородской земли реформа фиска проводилась с 1553/54 г. И ранее в черносошной во­лости налоги собирали старосты. Но теперь царь велел выбирать из числа помещиков и "лучших людей" в горо­дах и на селе денежных сборщиков, которые и принимали у старост нало­ги со своих половин пятин и отвози­ли их в Новгород дьякам. Затем глав­ные налоги аккумулировались в специально созданном для этого московском приказе Большого прихо­да²¹. Тем самым создавались низовой, уездный и столичный аппараты цент­рализованной системы фиска, подкон­трольные приказным органам власти.

Переход к суду местных крестьян­ских выборных судей в Карелии про­изошел лишь после 1562 г., когда управление в Новгороде и Кореле ока­залось в руках воевод. Население Заонежских, Лопских погостов и бело­морских волостей получили местную судебную систему - с правом суда в первой инстанции. Новация дополни-

ла уже имевшуюся тут полицейско-следственную организацию. О суде крестьянских выборных судей в Корельском уезде сведений не сохранилось, хотя не исключено, что они были и там. Сбор налогов и полицейско-следственные дела вели здесь выборные головы из помещиков и крестьян²². В итоге в середине XVI в. повсюду в Карелии утвердилась система местного самоуправления. Общий надзор за ее дея­тельностью сосредоточился у дьяков Новгорода и Москвы.

Иван Грозный, проводя земскую реформу, оставался невысокого мнения о само­управлении. Он с подозрением относился к гражданской право- и дееспособности крестьянских и посадских миров. Так, он назвал "мужичьими поклепами" свидетель­ские показания в суде крестьян Заонежских погостов²³. И когда в конце 1560-х гг. в Поморье разразился острый социальный конфликт, последствия которого известны в истории под названиями "двинского иска" и "Басаргина правежа", царь предпочел урегулировать его ужесточением государственного контроля за деятельностью мест­ных выборных органов самоуправления. Современник тех событий голландский ку­пец Симон ван-Салинген сводил действия царя к наказанию жителей Варзужской волости за неуплату ими двинянам-холмогорам десятины с промысла семги, взятого последними на откуп у казны, а также населения западного Поморья за то, что оно не предупредило раздор. Но дело заключалось не только в наказании²⁴.

Ход и последующее разбирательство конфликта в Поморье вырисовываются за строками расписки ("отписи") Б.Ф. Леонтьева крестьянам Сумской волости Соловецкого монастыря от 28 ноября 1569 г. о получении причитавшейся с них доли в выпла­те двинского иска, "боярских пошлин" и "прогонов", а также обязательства ("запи­си") 1569/70 г. преступников, громивших варзужские владения двинян, данного ими жителям Сумы о неучастии впредь в подобных деяниях²⁵.

Оказывается, жители западно-беломорских волостей сами наняли группу "удаль­цов" с целью разгромить владения двинян в Варзуге. Во время погрома погибло че­тыре человека двинских охранников. Подсчитав убытки, холмогоры подали царю иск в 1764 рубля на поморцев (двинский иск), и Иван IV направил разбираться на месте Б.Ф. Леонтьева с отрядом опричников и 10 неделыциков (судебных исполните­лей). Материалы их розыска рассмотрел суд высшей инстанции - бояре, так как по­том население выплачивало "боярские пошлины". Иск был признан обоснованным, но схваченных преступников не казнили; вместо этого у нанявших убийц и погром­щиков поморцев взяли поручительства за них и взыскали все убытки двинян и казны. Последний акт и получил название "Басаргина правежа". В свою очередь условно осужденные письменно поклялись вынужденно выручившим их поморцам более не разбойничать, в противном случае по приговору боярского суда их ждала смертная казнь.

Такова канва трагичных событий 1568-1569 гг. в Поморье. Как видим, царь вы­ступил в роли гаранта соблюдения законности и защитника собственности, принес­шей казне немалый доход в виде откупа. Жестокий способ возмещения убытков "пра­вежей" (избиением недоимщиков) являлся обычной для того времени практикой администрирования.

Видимо, поводом для обращения коренных варзужан ("корелы варзужской") к своим соплеменникам на Карельском берегу наказать холмогоров явилось требова­ние последних к жителям Варзуги заплатить им десятину от промысла семги. Дело в том, что эти угодья издавна разрабатывались общиной, выплачивавшей с них оброк государству. Двиняне же, взяв промысел на откуп, заплатили казне единовременно все причитавшиеся налоги, но в увеличенном размере ("с наддачей"). В свою очередь они заставляли варзужан возместить им затраты еще большими податями. Денежная сторона откупа устраивала и двинян, и казну. Добавим, что на Двине такие угодья находились в частной собственности у населения и там покупки промыслов и откуп налогов с них были достаточно распространены. На Карельском же берегу и в Варзу­ге действия холмогоров и казны шли в разрез с устоявшимися представлениями их жителей о способах использования общинных промыслов - такие угодья не могли отчуждаться в пользу отдельных лиц. Кроме того, для варзужан откуп означал суще­ственный рост податей. Различия в хозяйственных укладах Корельской и Двинской земель, а также корыстная недальновидность казны и привели к разбою и разорению Поморья.

Разразившийся конфликт показал царю неэффективность существовавшей систе­мы государственного управления Севером. Очень важные функции власти (сбор на­логов, суд, полиция) московское правительство отдало на места волостным мирам, защищавшим, как выяснилось, собственные интересы, подчас отличные от государ­ственных. Поэтому именно после "Басаргина правежа" в начале 1570-х гг. в Керети вновь утвердился данщик - подчиненный царю и теперь единоличный глава адми­нистрации, в руках у которого сосредоточилось налогообложение и надзор за исполь­зованием угодий и промыслов. В это же время в соседних Кемской и Шуерецкой воло­стях обосновался слободчик, контролировавший местные угодья и промыслы, а налоги с волостей принимали новгородские дьяки.

Соловецкий монастырь обладал рядом жалованных грамот, дававших его игуме­нам административно-судебные полномочия. Обнаружив, что соловецкие крестьяне принимали активное участие в организации варзужского разбоя, Иван Грозный ре­шил изменить там порядок сбора налогов: в 1570-х - начале 1580-х гг. их стали при­нимать на месте подьячие и другие посланцы новгородских дьяков²⁶. Тем самым он усилил государственное присутствие в вотчине обители.

Усиление государственного управления на Севере шло в русле централизации верховной власти России. Во второй половине XVI в. в столице учреждались все но­вые приказы, имевшие отраслевую и территориальную юрисдикцию. Для Карелии принципиально важным оказалось учреждение Посольского приказа и четвертей.

Созданный в 1549 г. Посольский приказ стал главным проводником внешней по­литики страны. С отменой в Новгороде наместничества внешними связями со Шве­цией заведовали его воеводы, но уже под эгидой дьяков Посольского приказа. Все пограничные дела также попали в сферу компетенции Посольского приказа. Поэто­му именно посольские дьяки возглавляли или вошли в руководство многих северных четвертей - других столичных приказов, управлявших в том числе и всей Карелией. Четверти возникли в середине 1560-х гг. как фискальные органы опричной казны. Опричнина, или опричный удел Ивана Грозного был создан царем путем отделения от территории страны некоторых важных и богатых районов. Опричные земли не подчинялись обычным органам государственной власти, они становилась своеобраз­ным личным доменом царя. В его казну шли все немалые доходы, собранные там чет­вертями²⁷.

Другая половина России, с прежней системой государственного управления, со­ставляла земщину. Во времена опричнины (1564-1572 гг.) почти вся Карелия остава­лась в земщине. Лишь после опричного разгрома Новгорода в 1571 г. Заонежские погосты по административным, прежде всего фискальным, соображениям были под­чинены опричным властям Торговой стороны Новгорода и вошли на год в опричный удел. С отменой в 1572 г. опричнины они вернулись к прежнему порядку управления - через воеводскую администрацию Новгорода. Неупраздненные же четверти под главенством посольских дьяков стали контролировать и Новгород, и всю Новгород­скую землю, в том числе и Карелию. В самом конце XVI в. эти северные четверти объединили в один приказ - Новгородскую четверть, просуществовавшую почти весь XVII в.

Взаимосвязь усилий по реформированию системы государственного управления, развертыванию структур самоуправления с отражением иностранной военной угро­зы особенно ярко проявилась в последние двадцать лет XVI в. Так, на Севере Датско-Норвежское королевство попыталось принять участие в дележе территории ослаб­ленной России. В 1582 г. его войска совершили разграбление Колы, служившей международным портом. Королевство предъявило претензии России на все ее Коль­ские земли на Крайнем Севере, в том числе и на волость Кереть. Реакция Ивана IV оказалась незамедлительной. В том же 1582 г. он послал в Колу воеводой боярина Аверкия Ивановича Палицына с отрядом стрельцов, в подчинение Коле отвел все земли Кольского полуострова (кроме Умбы и Варзуги), северо-западные беломор­ские волости Кандалакшу, Ковду и Кереть, а также волостки саами в Карелии вдоль границы со Швецией вплоть до Ребол. Так из административно разрозненных древ­них земель саами в 1582 г. образовался единый Кольский уезд, включивший в себя и самую северную часть нынешней Карелии. Объединенные в уезд волостные миры под­ключились к низовому аппарату власти на правах самоуправления. Военно - административные шаги усилили пограничье и позволили перевести разгоревшийся было очередной военный конфликт в русло дипломатических переговоров об установле­нии точной линии границы с Норвегией²⁸.

Гораздо тяжелее для России тогда складывалась обстановка в западном Беломорье, которое страдало от частых набегов шведов. Поначалу царь Иван Грозный ограничился посылкой в Поморье воевод с немногочисленными силами, требуя от Соловецкого монастыря и местных жителей материальной и военной помощи (1578 г.). Воеводы организовали военную защиту Поморья и Лопских погостов, они же руководили оборонными работами в обители. Там в 1578-1579 гг. был построен деревянный острог, а в 1584-1594 гг. вокруг монастыря возвели уже каменный кремль. В 1582 г. обитель на свои средства поставила еще один острог в Сумской волости и стала содержать его гарнизон. Правительство помогало Соловкам щедрыми вклада­ми и предоставляло существенные налоговые льготы. В 1590-1591 гг. Москва отписа­ла в вотчину монастырю пустовавшие прибрежные выгозерские волости Нюхчу и Унежму, а также разоренную войной, голодом и мором Кемскую волость²⁹.

В 1592 г. был образован новый административный округ Соловецкого монастыря. Туда вошли все вотчинные земли обители в западном Беломорье, выделенные из со­става Новгородского уезда и из-под надзора его администрации в пользу властей монастыря. В 1607 г. царь Василий Шуйский (1607-1610 гг.) присоединил к округу бывшую до того в вотчинном владении Соловков четверть населения, угодий и про­мыслов Керетской волости, а в 1613 г. монастырь получил и Шуерецкую волость. В итоге почти все западно-беломорское побережье от Керети до Унежмы перешло в управление соловецкому игумену.

Соловецкий округ стал подчиняться непосредственно приказу Новгородской чет­верти в Москве. Округ располагался вблизи от новой русско-шведской границы, по­этому его делами заведовал и Посольский приказ. В частности, настоятель Соловец­кого монастыря руководил русской разведкой в северной Финляндии, и все собранные там сведения поступали дьякам Посольского приказа в Москву. Гарнизонами в Соловецком кремле и в Суме командовали воеводы. Полноправным главой окружной гражданской и военной власти игумен стал только в 1637 г., когда военно-политиче­ская обстановка на Севере нормализовалась, и правительство окончательно упразд­нило должности местных воевод³⁰.

Заонежские погосты также подверглись серьезному административно-хозяйствен­ному реформированию. В 1584/85-1585/86 гг. из их оброчных земель правительство образовало дворцовый округ с административным центром в селении Ошта. Туда из Москвы, из приказа Большого Дворца, назначался приказчик - глава местной госу­дарственной администрации. Дворцовые Заонежские погосты, однако, остались в составе Новгородского уезда. Подвергаясь пристальному надзору со стороны вер­ховной власти, отдаленные Заонежские погосты надежно "привязывались" к орга­нам централизованного управления Россией.

Правительственные "наказы"-инструкции так определяли сферу компетенции приказчика и властей самоуправления. Приказчик и старосты в погостах контроли­ровали землевладение и землеустройство: следили за сохранением размеров обраба­тываемой и обложенной налогом пашни, зазывали на свободные места вольных кре­стьян, имели право на сыск сбежавших или переманенных помещиками и монастырями земледельцев и возвращение их в родные деревни. Они же ведали раскладкой и сбо­ром налогов. В области суда и следствия старосты выполняли роль полицейских, а приказчик - их окружного начальника. Эти лица заседали и на судебных процессах, но право выносить приговоры оставалось за приказчиком. За всей деятельностью заонежских властей внимательно следили дворцовые дьяки Новгорода³¹.

Организация дворцового Заонежского округа в конце XVI в. помогла правитель­ству решить важнейшую военно-политическую задачу возврата русских земель на Балтике и Корельского уезда. После опричнины весь северо-западный регион России лежал в разрухе. В таких условиях военный потенциал Новгорода, важнейшего и основ­ного оплота боевой мощи на севере страны, оказался подорванным. В то же время с помощью "письма" (переписи) 1582 г. Москва выяснила, что размеры потерь в Заонежье не столь ошеломляющи, как на Новгородчине и в центре страны. И она распо­лагала богатым опытом эффективного управления через новгородский Дворец частью Заонежских погостов (в районе Онежско-Ладожского межозерья проживало до половины всего населения погостов). Создавая округ дворцовых Заонежских по­гостов, тщательно отлаживая там доходное хозяйство, русское правительство прежде всего стремилось обеспечить надежное материальное обеспечение этого стратегиче­ского центра управления и обороны. И действительно, немалые налоги из дворцово­го Заонежья пошли целиком на содержание властей и гарнизона Новгорода, а не в столичный приказ Большого Дворца (как то происходило со сборами с других двор­цовых земель государства). Поэтому главными податями в Заонежье оставались чер­носошные налоги "четвертные доходы" и "ямские деньги" - именно они в наиболь­шей степени подходили для целей управления, поддержания коммуникаций и снабжения войск³².

На первый взгляд, имеется противоречие в именовании погостов округа "дворцо­выми" и одновременно "тяглыми", "черными" в приказной налоговой документации писцовых книг. Одни исследователи посчитали дворцовое Заонежье краем наиболь­шей концентрации дворцового землевладения на Севере. Критику их взглядов пред­ставила И.А. Чернякова, справедливо указавшая на однозначные сведения приказ­ных источников налогового характера о "четвертной" структуре платежей; с ее точки зрения, крестьяне Заонежья остались тяглыми, черносошными, а не дворцовыми. В своих суждениях автор опиралась на выводы Е.И. Индовой о дворцовом хозяйстве как крупной феодальной частновладельческо-вотчинной собственности государя³³. Но определение "феодальная частновладельческая собственность" не применимо к дворцовому Заонежью: речь идет о форме государственного (а не вотчинного) управ­ления.

Дворцовые погосты Заонежья управлялись московским приказом Большого Двор­ца, оперативно - с помощью его приказчика, контролирующе - через его же отделе­ние в Новгороде. И лишь в области фиска (одной из отраслей управления) дворцовые земли погостов оставались "тяглыми", "черными". Поэтому и нечастновладельче­ских дворцовых крестьян налоговые материалы именовали черносошными, что ни в чем не противоречило административному статусу дворцовых погостов, на землях которых они жили. Ранее, в 1563 г., например, с дворцовых угодий между Онегом и Ладогой выплачивался оброк (льготный вариант "тяглого" налогообложения) в пользу новгородского Дворца, то есть тоже в полном соответствии с порядком госу­дарственного управления и фиска. Тогда, в середине XVI в., еще властвовал феодаль­ный принцип "чья земля - того и подати", а в конце столетия уже происходил пере­ход к принципу "общей пользы" Нового времени. Так "оброчные гривны" с дворцовых владений Заонежья обернулись выплатами общегосударственного черносошного на­лога "четвертных доходов". Действительно, Карелия находилась на переломе эпох.

Заонежская дворцовая реформа вполне удалась - военный потенциал Северо-Запада укрепился. Дипломатически обезопасив себя со стороны Речи Посполитой, Москва в 1590-1595 гг. развернула успешное наступление на Швецию у берегов Финского залива и вынудила Стокгольм заключить в 1595 г. более выгодный для России Тявзинский "вечный мир". Договор устанавливал новую границу, оставляя за Россией Корельский уезд, западное Беломорье, а также Иван-город, Ям и Копорье с их уездами у Финского залива, а за Швецией - Остерботнию и Нарву.

После маркировки новой границы в 1597 г. русское посольство приняло у шве­дов Корельский уезд. Для скорейшего восстановления его экономического, демогра­фического и военного потенциала в 1598 г. царь Борис Годунов (1598-1605 гг.) из­дал беспрецедентный указ, освободив население уезда от выплат всех государственных налогов и торговых пошлин сроком на 10 лет³⁴. Бежавшие из уезда в Россию во время шведской оккупации жители стали возвращаться на родину.