Феодализация общества

К XII в. в недрах древнекарельского и древневепсского обществ усилилась соци­альная дифференциация. Валиты-старейшины и куннингасы постепенно подчинили себе рядовую массу общинников. В этом их поддерживало Новгородское государ­ство, появившееся на политической карте Руси в период феодальной раздробленнос­ти. Карельская племенная знать командовала народным ополчением и, по всей види­мости, своими отрядами. Военно-политическая обстановка на северо-западе Руси требовала постоянной боевой готовности, прежде всего для противостояния швед­ской экспансии. Зачастую Новгород подкреплял военной силой свою активную поли­тику в отношениях с русскими удельными княжествами; людские ресурсы и средства для борьбы брались и в Карелии.

Наиболее знатные представители корелы вошли в ряды боярства - правящего слоя Новгородского государства. Иногда они командовали новгородскими войска­ми. Так, под 1377/78 г. летописи сообщают о походе новгородцев под началом воево­ды Ивана Федоровича Валита на Оулу в Восточную Приботнию (Остерботнию)¹⁹.

В соответствии с потребностями обороны в Карелии строились крепости. Глав­ная из них - Корела - находилась на острове около устья реки Вуоксы в Ладожском озере. Тогда другим своим устьем Вуокса втекала в Финский залив Балтики. У места впадения на острове имелось еще одно карельское городище, захваченное в конце ХШ в. шведами, основавшими здесь город Выборг. По берегу Ладоги городища сто­яли на расстоянии 40 км друг от друга: у нынешней Сортавалы - Паасо, далее - Куркиёки, сменившее более раннее укрепление на берегу залива Хямеэнлахти, Сурмикли (у Лахденпохьи), потом Корела и, наконец, крепость Тиверск у Саккола (пос. Громово). Такой мощный оборонительный рубеж позволил Новгороду отразить кре­стоносную агрессию Швеции на свои земли.

Раннее городище Паасо (XII-XIII вв.) стояло на высокой горе. Внутри его стен, покоившихся на внушительном каменном фундаменте, в шахматном порядке распо­лагались семь вместительных четырехугольных построек, тоже на каменном фунда­менте и с односкатными крышами. Там же найдены остатки железоделательного гор­на. Находки доказывают, что население Паасо вело оживленную торговлю с ближними и более отдаленными местами, посещавшимися карельскими торговцами. Для окрест­ных жителей городище служило прибежищем во время вражеских набегов.

Однотипное с Паасо городище Тиверск отражает новый этап развития, который связан с политикой Новгорода по укреплению своих позиций  в Корельской земле и повышению ее военных возможностей. Города Корела и Тиверск являлись настолько важными для Новгородской феодальной республики крепостями, что имели статус пригородов самого Новгорода - наряду со старинными городами Новгородской зем­ли Ладогой, Псковом и Старой Руссой²⁰.

Города Корела и Тиверск заселялись не только карелами, но и русскими. Приви­легированной верхушкой горожан являлись городчане. В самом Новгороде они со­ставляли основу его вооруженных сил - "кованную рать". В 1360 г. случился боль­шой пожар в г. Кореле, и городчане остались без имущества и оружия. Но они быстро оправились и уже в 1384 г. вместе с городчанами г. Орешка выступили политически сплоченной группой против наместника князя Патрикия. Жалоба городчан разбира­лась в Новгороде, чуть не приведя к столкновению между Торговой и Софийской сторонами города. В результате князю дали в наместничество Руссу и Ладогу. Ка­рельская знать входила в число городчан. Сведения писцовой книги Корельского уез­да 1500 г. указывают на существование в городе Кореле нескольких десятков дворов городчан как русских (Квашниных, Балакшиных), так и карелов (Рокульских, Моро­зовых и др.)²¹.

Другим мощным фактором складывания феодального общества у корелы служи­ла частная собственность на земли и промысловые угодья, существовавшая уже в XIII в. Так, в жалобе новгородцев на корельского наместника князя Бориса Кон­стантиновича (начало XIV в.) утверждалось, что он купил в Кореле села и брал с их крестьян феодальные поборы - куны и хлеб, то есть денежную и продуктовую ренту. В Ореховецком договоре Новгорода со Швецией 1323 г. за карелами оставались в собственности "воды, земли и ловища" (рыболовные и пушные промыслы и пашни) в отторгнутой шведами западной части Корельской земли. Достаточно многочислен­ные источники XV в. говорят о частнофеодальном характере собственности карель­ской знати в северной половине Карелии по крайней мере с XIV в. При этом саами выплачивали карельским собственникам земель феодальную ренту (празгу) за пользо­вание промыслами²².

В таких социально-экономических и военно-политических условиях феодализи-ровавшаяся карельская родо-племенная знать неизбежно становилась полноправны­ми феодалами - военными вассалами Новгорода. Подтверждение тому содержит одна из берестяных грамот, найденная в Новгороде в слоях конца XIV - начала XV в. Грамоту эту послали "Господину Новгороду" Вымолъцы-господа: "У нас оу Вымол-човъ господь ... пограбиле". Они, "Корила погоская, Кюлолаская и Кюриеская", то есть из Кюлолакши и Кирьяжского погоста, жаловались сюзерену - Новгороду на грабежи своей отцины и дидены со стороны Швеции²³. В Древней Руси термин "гос­подин" означал полноправного феодала, который являлся господином для зависимо­го от него населения. В его собственности находились наследственные недвижимые владения - "отчины" (наследования от отца) и "дедины" (наследования от деда и более ранних предков). Такой феодал - "вольный слуга" - мог иметь сюзерена, в свою очередь, господина для него. Как видим, строгие юридические термины и опи­сание ситуации в карельской грамоте полностью соответствуют реально существо­вавшей иерархии феодальных отношений тогдашней России.

Феодальные отношения развивались и в самой Руси. На рубеже XIV-XV вв. тут появились дети боярские, первоначально - сыновья именитых бояр и обедневших князей; в скором времени они образовали довольно значительную прослойку внутри русской феодальной иерархии''(между боярами и жильцами), а в будущем составили основную массу дворянства. Знать корелы не составила исключения. В частности, в XV в. Вымольцьг-господа стали именоваться детьми корельскими, так же, как и еще четыре рода карельской феодальной знати: Курольцы, Ровкульцы, Валдола и Наволоч-род. Именно эти "пять родов корельских детей" и владели тогда почти всей северной частью Карелии на основе феодального права. Им принадлежали сельскохозяйствен­ные земли, промысловые угодья, сбор празги и право торговли с саами. Территория была строго поделена между родами и внутри родов²⁴.

Одновременно с развитием феодальных отношений у корелы в XII-XIV вв. про­исходила феодализация родо-племенной знати веси. Колбяги внесли большой вклад в развитие этого процесса. Видимо, отголосками их колонизационной деятельности в Карелии является часть преданий жителей восточного и северного Заонежья о панах. Согласно легендам, паны жили в укрепленных поселениях-замках на реке Водле, у Повенца и на Городовом острове на Выгозере. Вооружены они были луками и ходи­ли отрядами, покоряя местное население и заставляя его работать на себя. Изгнали этих панов из Заонежья русские²⁵.

Действительно, русские летописи отметили ряд походов новгородских князей на колбягов в первые десятилетия XII в. В 1137 г. появился договор новгородского князя Святослава Ольговича с Домом св. Софии (новгородской епископией, впоследствии - архиепископией). В приписке к договору (не позднее 1282 г.) официально оформ­лялся сбор церковной десятины в Обонежском ряде - землях Посвирья, Межозерья и Заволочья (двинских владениях Новгорода). В частности, десятина собиралась на погостах, названных по именам местной древневепсской знати: "у Пахитка на Паше", "у Пермина", "у Кокорка", "у Тойвота"²⁶. Следовательно, происходило включение родо-племенной верхушки веси в низовой слой правящей элиты Новгородской земли.

В следующем XIV в. феодализировавшаяся древневепсская знать упоминается в качестве собственников земель в Заонежье. В копии XVII в. сохранилась "Мировая грамота старост Вымоченского погоста, шунжан, толвуян и кузарандцев с челмуж-ским боярином Григорием Семеновичем" 1375 г. В соответствии с соглашением, староста Вымоченского погоста "Артемеи, прозвищемъ Оря, со всем племянемъ, да шунския смерды Иванъ Герасимовъ да Василеи, прозвищемъ Стоиворъ Глебовъ, да Игнатеи, прозвищем Игоча, да Остафеи Перфильевы дети", а также шунжане, тол-вуяне, кузарандцы и "вси вымоченцы" разграничили свои земли с боярином Григо­рием²⁷. Процесс феодализации знати у веси, однако, не продвинулся столь глубоко, как это имело место у корелы. В грамоте 1375 г. староста Оря не выступает в роли полноправного феодала-вотчинника, господина над зависимым от него населени­ем. Он является лишь главным представителем своего рода ("племени") и других жителей.

Очевидно, постоянная военная угроза с запада вынуждала Новгород признавать и даже стимулировать развитие феодальной структуры корелы, своего надежного военного вассала. В отношении веси же, отдаленной от основных ударов шведов, та­кая политика не проводилась. Тут новгородские бояре сами колонизировали земли Обонежья. Тем не менее наличие частной собственности у древневепсской знати и общин на землю (которая могла отчуждаться и разграничиваться в правовом поряд­ке) также не подлежит сомнению.

Самый ранний этап земледельческой колонизации Обонежской части Карелии связан, однако, не с боярством, а с древневепсским обществом и русскими крестьяна­ми. "Вымоченцы" грамоты 1375 г. носили как вепсские, так и русские имена и прозви­ща. Видимо, первые являлись выходцами из Имочениц в Посвирье (в новгородском произношении и написании гнездо вепсских селений "в Имоченицах" неизбежно при­обретало форму "Вымоченицы"). Оседлые первопоселенцы и дали свое родовое имя всем жителям. Основной поток крестьян - русских хлынул на восток Карелии в XIV в. Но в отдельные наиболее пригодные для ведения сельского хозяйства мес­та: в богатое природным удобрением шунгитом Заонежье, а также на реку Водлу, по которой Новгород осуществлял связь с двинскими владениями, - они проника­ли и ранее.

Русские селились вместе с вепсскими колонистами на востоке Заонежского полу­острова. Судя по говору его коренных жителей, они являются потомками веси с Ояти (южного Посвирья) и русских из Новгородско-Псковской земли. Освоение последни­ми Заонежья началось уже со второй трети XIII в.: местные русские говоры восходят к нерасчлененному еще новгородско-псковскому диалекту древнерусского языка, а такое языковое разделение произошло именно к середине указанного столетия. Инте­ресно, что и в манере пения русских жителей северного берега Онежского озера обна­руживается такая же древняя связь со Псковщиной²⁸.

Неожиданное подтверждение ранней даты оседлого земледельческого освоения Заонежья содержат материалы одного следственного дела середины XVII в. Тогда жители Толвуи под присягой показали, что их погост и церковь при погосте были созданы «лет с четыреста» тому назад, то есть как раз в середине XIII в.²⁹ Толвуяне фигурируют в договоре 1375 г. вместе с соседями с юга кузарандцами и с севера шунжанами. Эти места и названы выходцами с Посвирья Вымоченским погостом - пред­положительно, по патрономическому названию древнего гнезда поселений веси в Имоченицах. В следующем XV в. новгородские бояре именовали ту же территорию по-своему - Толвуйской землей³⁰.

Еще один важный момент сельскохозяйственного освоения Карелии представите­лями разных этносов связан с церковным подвижничеством и с внутренним собор­ным устройством Церкви. Храмы на погостах учреждались церковными и светскими властями Новгорода. В то же время основные обязанности по содержанию церковно­го клира во главе со священником ложились на прихожан. В упомянутом следствен­ном деле середины XVII в. толвуяне свидетельствовали о выделении их предками па­хотной земли в пользу клира и нищих стариков-односельчан, оставшихся без попечения детей и живших в "кельях" около церкви. Воеводские следователи устано­вили также, что подобная практика наделения церквей землей и поддержки нищих односельчан ("а кормятца-де они от церкви Божьей") издревле существовала во всех без исключения погостах у Онежского озера.

Заботу о своей погостской церкви св. Николая проявили и шунжане в 1470- 1480-х гг., наделив церковных людей освободившейся выморочной землей³¹. И в до­говоре 1375 г., и в Данной грамоте из Шунгского погоста жители названы христиан­скими крестильными именами и одновременно вепсскими и русскими именами и про­звищами.

Такое же смешение крестильных, русских и вепсских имен и прозвищ содержит одна из берестяных грамот, представляющая собой налоговый список XV в. крестьян Водлозерского погоста (в верховьях Водлы)³².

Информация нескольких независимых друг от друга источников доказывает, что переселенцы в Обонежской части Карелии объединялись по территориальному при­знаку, а не по этническому, составляя поземельную общину и приход в каждом из погостов. Следовательно, один из главных выводов отечественной историографии - о мирном характере крестьянской колонизации - нуждается в уточнении: такое освоение стало возможным благодаря церковному включению в новые переселенческие общины-приходы людей различной национальности на основе их православного ве­роисповедания. В Карелии и повсюду на севере Церковь с ее соборным устройством сыграла роль объединяющего и структурообразующего начала³³.

Приходившие в Карелию переселенцы (и весь, и русские) принесли с собой суще­ствовавшее у них общинное устройство, которое продолжало развиваться. В X-XIII вв. прибалтийско-финское население жило как родовыми, так и большесемейными общинами. Во времена с начала крестьянской колонизации Карелии и по XV в. име­лись уже и семейные (патронимии), и соседские общины. Русские крестьяне жили со­седскими общинами. Так, в описании русско-шведской границы 1621 г. упомянуто "печище" - место обитания карельской большесемейной общины: "у летней дороги старинное печище рижное ... Порозерской волости крестьян". Соглашение 1375 г. старосты Ори "с племенем" говорит о патронимии. Данная грамота 1470-1480-х гг. шунжан своей святоникольской церкви обнаруживает сложное устройство террито­риально-приходской общины ("Петре Адкине з детьми и с племенем, Тойвод Идуев з детьми и с племенем, ... Иване Кондратьеве з братьею, ... Василей Тимошкине з деть­ми...¹'). Обращает на себя внимание, что вкладчики с русскими именами и отчествами селились малыми (с детьми) и большими (с братьями) семьями, а значит, и соседской общиной, а вепсы еще сохраняли семейные патронимии³⁴.

Жили семьи крестьян-общинников в отдельных поселениях, состоявших из одно­го, редко двух дворов, которые при основании не назывались деревнями. В новго­родской традиции такие места именовались сиденьями или посиденьями (Яковлево сиденье, Иваново посиденье). Значение данного термина - "починок", то есть новое поселение. Лишь со временем, когда их жители распахивали пашню под поле и ого­род, поднимали подсеку, обзаводились хозяйством, посиденье-починок становился деревней (деревня Яковлево сиденье, деревня Иваново посиденье). В Обонежье дерев­ни с подобными древними новгородскими названиями концентрировались на Оло­нецкой равнине, на Заонежском полуострове и на Водле - как раз в районах перво­начальной крестьянской колонизации края.

Писцовая книга Корельского уезда 1500 г. сохранила еще одно древнее название поселений - весь (деревни Рекольская весь, Тервозимская весь и др.). В Кореле дерев­ни с такими названиями находились севернее реки Вуоксы. В русском, и вообще в славянских языках слово "весь" означало сельское поселение (например, в литератур­ном клише "по градам и весям" в значении "повсюду"). Но на Новгородчине оно применялось лишь в отношении деревень с нерусским населением, сами же новгород­цы-русские именовали свои деревни селами. Очевидно, исконно славянское слово весь, созвучное местному прибалтийско-финскому этнониму, на Севере несколько изме­нило значение, приобретя этническую окраску.

Большинство крестьян Корельской земли в XV в. составляли уже большие общи­ны-перевары. Термин перевара в Новгородском государстве первоначально обозна­чал одну из повинностей крестьянских общин - приготовление меда или пива для архиепископа со священниками и челядью во время пастырских поездок владыки. Впоследствии переварой стала именоваться и поземельная (соседская) крестьянская община на государственных землях, выплачивавшая государственные же налоги: "при­шли жить перевара ... 8 сох",- говорится об общине карелов-переселенцев в Ребольскую волость (1511/12 г.)³⁵.

За малым исключением перевары в Корельской земле находились севернее Вуок­сы. Этот район получил наименование Задняя Корела в отличие от Передней Корелы - области южнее Вуоксы. Деление не только отображало дальнее и ближнее геогра­фическое расположение двух частей Приладожской Корелы относительно Новгоро­да, но и было наполнено весомым социально-экономическим смыслом.

Передняя Корела являлась территорией с относительно развитым частнофеодальным землевладением. Тут имелись вотчины (частные владения с феодально зависи­мым населением) и местных карельских феодалов, и новгородцев, и монастырей, за­нимавшие большинство ее земель. Даже существовавшая здесь ранее Святская перевара к 1478 г. оказалась поделенной между вотчинниками. Исключение составили перева­ры в "волостях за владыкою", располагавшиеся в Передней Кореле вдоль границы со Швецией. В Задней же Кореле перевары в "волостях за владыкою" и в "волостях за наместниками корельскими" занимали основную часть ее площади. И не случайно. Великий Новгород считал их земли государственными и отдавал в кормление Дому св. Софии (новгородской архиепископии) и князьям-наместникам, а не в вотчины частным владельцам.

Кормление как феодальный способ государственного обеспечения было повсе­местно распространено на Руси. Поэтому уже первого из известных наместников Корелы князя Бориса Константиновича "кърмил Новгород Корелою", то есть вы­делил тут ему государственные земли, обязав их жителей выплачивать князю корм и быть ему подсудными (с уплатой судебных пошлин тому же кормленщику). Подоб­ный порядок существовал и в "волостях за владыкою" (с уплатой корма и пошлин в пользу церкви). Но, независимо от конкретной принадлежности нечастновладель­ческих крестьянских общин-перевар, само их наличие говорит о вызревании основ государственного феодализма, столь характерного в будущем для Карелии и всего Севера³⁶.

В XIV-XV вв. сложилась и структура феодальной ренты - платежей, выплачи­ваемых зависимым населением вотчиннику или кормленщику. Основную часть пода­тей крестьяне отдавали натурой, главным образом хлебом, а также другими продук­тами сельского хозяйства. В Задней Кореле, однако, значительная часть ренты собиралась пушниной и деньгами. Дом св. Софии во главе с архиепископом практи­ковал сбор хлебных платежей в наименьшем объеме по сравнению с вотчинниками - "из хлеба пятину" (пятую часть урожая). Средней же нормой обложения крестьян оста­валась "из хлеба треть". Это обычная доля для феодально зависимого населения по всей Новгородской земле. Она позволяла натуральному крестьянскому хозяйству су­ществовать, не разоряясь.

Сильная и развитая система государственного управления, военно-вассальная служба местной знати, сохранение свободной от частновладельческой эксплуата­ции и правоспособной крестьянской общины служат основными показателями тен­денции вызревания государственного феодализма на Новгородском Севере. Но в Корельской земле наметилось и другое направление развития - в сторону крепост­ничества. Правда, оно заметно лишь в некоторых вотчинах, расположенных невда­леке от города Корелы. Тут крестьяне выплачивали основную часть ренты в разме­ре "половья" (половины урожая). Они назывались "половниками". Столь тяжелая зависимость приводила к невозможности ухода от вотчинника, перед которым кре­стьянин-половник всегда оставался в долгу. В этих хозяйствах практиковалась и барская запашка, то есть обработка части полей крестьянами в порядке барщины³⁷. В целом же направление в сторону крепостничества не нашло широкого распрост­ранения.

Государственно-феодальные формы освоения превалировали в Корельской зем­ле. Поэтому к 1478 г. даже в Передней Кореле вотчинников из Новгорода было мень­шинство, а основную часть владетельных господ составляли карельские мелкие вот­чинники. Из новгородских же вотчин в Задней Кореле находились две крайне незначительные волостки (по несколько дворов) боярина и посадника Василия Алек­сандровича Казимира и Анастасии, вдовы боярина Ивана Григорьевича.

Новгородских вотчинников представляли в основном житъи люди. Это особая сословная привилегированная группа правящего класса Новгорода, феодально-вот­чинные права которой ничем не уступали преимуществам боярства. Их политиче­ским представителем выступал новгородский тысяцкий. К 1478 г. в Передней Кореле находились вотчины братьев Василия и Стефана Балакшиных, Григория Петровича и купеческого старосты Новгорода Марка Панфильевича. По-видимому, житьими людьми являлись также вотчинники Лука Леонтьевич, Петр Кречатников и Исак Ле­онтьевич.

В противоположность Корельской земле, Обонежская половина Карелии со вто­рой половины XIV в. стала краем по преимуществу боярского землевладения. Вотчины-боярщины аристократии занимали тут 72,7% положенной в подати земельной пло­щади, тогда как Дом св. Софии владел 15,8% земель (на правах "волости за владыкою" в Олонецком погосте и на устье Свири), монастыри и церкви - 10,4%, а потомки родоплеменной знати веси (своеземцы московских времен)- всего 1,1% учтенных земель. Предание об основании села Сумский Посад рисует яркую картину возникно­вения новых вотчин: переселенцев-крестьян из Новгорода привела с собой Марфа-посадница (вдова посадника Исака Андреевича Борецкого), "и вертела она ими как своей руковицей", то есть самовластно осуществляла права вотчинника. Освоение со второй половины XIV в. новгородским боярством Обонежья совпадает по времени с последним и самым крупномасштабным этапом колонизационного закрепления Ве­ликого Новгорода на Севере³⁸.

Но большинство земель Обонежья в XIV в. уже были освоены крестьянами, кото­рые попадали в феодальную зависимость от новоявленных вотчинников. Наличие у крестьян общинной организации, однако, давало им определенную защиту и гаран­тии личной свободы. Общины представляли старосты, заключавшие с боярином-вотчинником соглашение - ряд, где оговаривалась строго определенная норма и струк­тура выплаты ренты. Наличие ряда доказывается текстом берестяной грамоты XIV в. Ею сборщик податей сообщал своему господину, в частности, о том, что сямозерцы не выплачивают положенного оброка, "а плаатяце в томо, цто промежи ряду нету". Грамота очерчивает обширную вотчину боярина, разбросанную по разным угол­кам Обонежья. В Пудоге, например, бралась празга (видимо, с промысловых угодий), часть владений находилась на Ояти и Сямозере, а в р. Шуе добывалась рыба вотчинной      ватагой      рыболовов³⁹.    Такая    вотчина    наиболее   типична   для Обонежья.

''Лоскутное", чересполосное расположение вотчинных земель создает впечатле­ние крайне хаотичного освоения Обонежья боярством. Но данные его писцовой кни­ги 1563 г. опровергают такой взгляд. Оказывается, крестьяне даже в XVI в. сохраняли за собой старинные рыболовные угодья, например, на Онежском озере, строго поде­ленные между боярщинами. Боярщины же эти одновременно объединяли крестьян­ские общины во главе со старостами. Следовательно, при своем создании вотчины включали несколько целых крестьянских общин; даже будучи разделенными между наследниками, новые боярщины не нарушали целостности каждой из общин, заклю­чившей ряд с вотчинником. Бояре не захватывали общинные земли по принципу "кто где поспел": чересполосица боярщин возникла из-за первоначально стихийного ха­рактера заселения Обонежья крестьянскими общинами.

Продуманность боярского освоения Обонежья доказывается анализом имен нов­городских вотчинников. Известно, что правящий класс Новгорода не отличался един­ством. На протяжении веков сложились две крупные политические группировки бо­ярства, организованные по принципу родства и проживания в определенном конце Новгорода. Одна из них - прусско-плотницкая - включала в себя аристократию Людина, Загородного и Плотницкого концов, а другая слагалась из знати Неревско-го и Славнинского концов города. Враждуя между собой, группировки, тем не менее, имели равное участие своих посадников и тысяцких в совете Господы (новгородском правительстве) - в соотношении два прусско-плотницких члена правительства про­тив одного неревского и одного славнинского⁴⁰.

Обонежские вотчины разделялись между боярами и примыкавшими к ним жи-тьими и купцами в той же "правительственной" пропорции: в Обонежской полови­не Карелии прусско-плотницкой группировке принадлежала 31 вотчина, а Славнинскому и Неревскому концам - по 16 боярщин. Таким образом, полностью соблюдался общий баланс интересов при вотчинной колонизации Обонежской Ка­релии. Бояре ревниво следили за доходами друг друга, ибо от этого зависела эконо­мическая сила концов, а в конечном счете - политическая стабильность самой ве­чевой республики.

Вотчинники Обонежья из числа житьих (Панфил Селифонтьевич и его сын Марк Панфильевич, Квашнины, Никифор Хмелёв) и купцов (Григорий Есипович, Анания Теряев и др.) принадлежали к верхним слоям своих сословных групп. Общие размеры их землевладения не уступали вотчинам иных бояр. Схожими были и вотчинные по­рядки в боярских, житьих и купеческих владениях.

Боярщины не выступали экономической основой сельской экономики - первич­ной ячейкой оставался полностью обеспечивающий себя крестьянский двор. Вотчин­ники почти не вмешивались в организацию хозяйственного процесса. Управлялись большие боярщины ключниками и посельскими - доверенными лицами вотчинни­ков, которых интересовал доход, определенный рядным договором. Поэтому в вотчинах Обонежья и почти повсюду в Корельской земле отсутствовала барская запаш­ка. В будущем, после присоединения Новгорода к Московской державе, землевладе­ние бояр, местных феодалов и Дома св. Софии, не затрагивавшее основу производ­ства, легко сменилось на черносошное хозяйство крестьянского двора - именно по причине своего надстроечного характера.

Таким образом, даже вотчинный строй Севера, в том числе Карелии, являлся та­ким же провозвестником государственного феодализма, как и кормления, военная служба знати и крепкие общины.

Важным фактором социально-экономической жизни Карелии выступала торгов­ля. Древние оживленные торговые трассы связывали Новгород и с Севером, и с Приуральем, и с Западом. После ухода колбягов торговлю в восточной Карелии, а через нее и с Двинской землей взяли в свои руки новгородцы. Их именовали обонежскими купцами⁴¹.

В Корельской земле крупную самостоятельную и посредническую торговлю вели и карелы, и русские. Торговля корелы с Западом существовала уже в XIII в.: папская булла 1229 г. запретила готландцам продавать коней, суда и продовольствие кореле и ижоре. Сами карелы вели торговлю на своих судах-ушкуях, приспособленных для плавания по бурным водам Ладоги. На судах же карелы торговали из подконтроль­ного им восточного берега Ботнического залива Балтики с иностранными портами, вплоть до Таллинна. Лишь во второй половине XIV в. шведы повели борьбу с мор­скими купцами-карелами и вытеснили их из Восточной Приботнии. Но торговля че­рез г. Корелу продолжалась. Так, во время 25-летней блокады Ганзой Новгорода во второй четверти XV в. вечевая республика успешно осуществляла западную торгов­лю по Вуоксе, через Корелу и Выборг, а не по Неве⁴². Несомненно, городчане Корелы участвовали в ней в качестве посредников.

Материалы новгородских грамот на бересте подтверждают наличие крупных торговцев среди карелов. Одна из грамот (рубеж XIV-XV вв.) повествует о грабе­жах карельских купцов у озера Оривеси в Приботнии шведскими подданными. В частности, некий Питин сын, Игал и Микита лишились товаров на значительную по тем временам сумму в 14 рублей. Другая грамота XIV в., уже новгородского сбор­щика податей, отметила высокий налог, выплаченный "Муномелом в Куроле Игалиным братом". Если последний являлся братом Игала предыдущей грамоты, то следует признать высокий социальный статус богатых карельских торговцев - принадлежность их к "пяти родам корельских детей", почти монопольно торговавших и с саами. Предположению не противоречит и еще одна грамота того же времени, указавшая некоторые виды товаров, привозимых карелами с запада - "водмол" (немецкое сукно для пошива верхней одежды) и "хери" (керси - английское грубое сукно)⁴³.

Среди карельских торговцев встречались и незнатные купцы, жившие в деревнях. Например, в Сердовольском погосте (то есть в округе старинного торгово-ремесленного городища Паасо) насчитывалось 22 таких купца-крестьянина (данные на 1500 г.)⁴⁴. Но занятие торговлей еще не распространилось широко среди жителей всей Карелии, не сделалось их привычным занятием, так как значительная часть населе­ния оказалась в частнофеодальной зависимости от своих господ-вотчинников, кото­рые предпочитали получать натуральную подать. Зачастую и государственные нало­ги выплачивались натурой (пушниной). Таким образом, при власти Господина Великого Новгорода в Карелии товарно-денежные отношения еще не получили ши­рокого развития, не затронули основную массу рядового населения.

Социально-экономическая эволюция Карелии X-XV вв. привела к образованию достаточно развитого феодального общества. Оно включало как различные катего­рии феодально зависимого населения, так и самих господ - и местных, и новгород­ского происхождения. Вызревание феодальных отношений брало начало прежде все­го во внутреннем общественном и экономическом подъеме, в ходе которого происходило этническое становление карельского и вепсского народов. Они вместе с русским крестьянством проводили сельскохозяйственную колонизацию земель Каре­лии. Но динамика и направленность местных общественно-экономических, демогра­фических и этнических процессов в немалой степени зависели от политической жизни Великого Новгорода. Иными словами, коренные изменения в общественном устрой­стве тесным образом увязывались с государственным управлением и организацией края в составе Новгородской феодальной республики.