Петр I на олонецких марциальных водах

По сведениям «Походных журналов», царь провел на олонецких водах (не учитывая время в пути и пребывание на Петровском заводе) более 90 дней. Всего на эти поездки он затратил не менее 5 месяцев. Лечение на олонецких водах сопровождалось привычной для Петра I активностью; с расстояниями царь не считался. Связь со столицей под­держивали курьеры, почта работала четко. Всех нужных людей царь приглашал «на марциальные воды» - для принятия оперативных реше­ний, многие из которых были связаны с проектными и строительными работами, ведущимися в столице и пригородах.

Ловольно длительные поездки царя на воды состоялись в сложный пепиод подготовки мирного договора со Швецией, и это заставляло не­которых находящихся в Петербурге дипломатов подозревать, что царь под видом лечения ведет переговоры. Как писал французский комиссар Ле-Лави «намерения этого монарха так непроницаемы, что невозмож­но предвидеть заранее, что случится». Чтобы иметь точные сведения о намерениях Петра, шведский генерал Мардефельд «под предлогом, что ему нужно пить воды для здоровья», в 1719 году собрался на олонец­кий источник. Французский посол в Швеции Кампредон, прибывший в Петербург как посредник, тут же сообщил об этом французскому мини­стру иностранных дел аббату Дюбуа и, ссылаясь на беседу с П. П. Шафировым, предположил, что Мардефельд едет действительно ради здоро­вья (ибо «ему грозит апоплексический удар») и царь на водах перегово­ров вести не будет. Английский резидент Джемс Джефферис писал о том, что ходят слухи, будто бы под видом поездки на воды царь поехал на свидание с прусским королем... Но никто из иностранных диплома­тов на марциальных водах так и не побывал, следовать за царем было запрещено, так как «многочисленному обществу в Олонце поселиться негде и кормиться нечем». В 1722 году после рассказов царя о том, как был открыт источник и какие были чудесные исцеления, по словам ка­мер-юнкера Берхгольца, шлезвиг-голштинский министр граф Ф. Бассе-вич сказал, что хотел бы там полечиться, но «государь начал этому сме­яться и взяв его за щеки, промолвил: "Э, у тебя щеки слишком красны и толсты, чтобы туда ехать"».

Столь длительный контакт с олонецким краем не мог не повлиять на те или иные указы и действия царя, равно как и на историческую память местных жителей, выразивших свои впечатления о царе в мно­гочисленных произведениях устного творчества16.

16 Некоторые исследователи фольклора считают, что идеализация и героизация Петра I в народном творчестве связана с наметившейся к середине XVIII века тенденцией к официальной канонизации царя.

Как свидетельствуют записи «Походных журналов», в 1719 го­ду царь выехал из Санкт-Петербурга 19 января и, пробыв на лечении с 28 января до 16 февраля, вернулся в столицу 3 марта. В 1720 году цар­ский поезд отбыл из столицы 29 февраля, на водах царь был с 6 марта до 22 марта, с заводов уехал 25 марта. В 1722 году царь ехал из Москвы, был в пути с 6 февраля, лечение продолжалось с 15 февраля до 26 марта. В 1724 году царь выехал из Петербурга 16 февраля, 19 февраля прибыл на завод, с 23 февраля по 15 марта был на водах. После лечения царский поезд отправился на церемонию коронации Екатерины Алексеевны в Москву.

Царя всегда сопровождала Екатерина Алексеевна, которая обычно выезжала вслед за мужем на несколько дней позже. Неизвестно, лечи­лась ли она сама и рекомендованы ли ей были докторами олонецкие воды. Царь, стараясь точно следовать правилам лечения, 2~А дня отдыхал на Петровском заводе, затем, приняв лекарство, уезжал на источник, что­бы приступить там к лечению. На обратном пути следовал небольшой отдых на Петровском заводе.

В связи с «шествием» царского поезда местные власти должны были позаботиться об обеспечении проезжающих транспортом, о чем заранее сообщали посланные из Кабинета курьеры. На почтовых станах стояли наготове десятки подвод - на станы сгоняли местных крестьян с ло­шадьми, обещая «непременную» оплату, и не всегда выполняя обещание. Бывало, сотни подвод простаивали зря, когда отменялась поездка (так случилось в начале 1718 и в мае 1724 годов, когда царь отложил вторую поездку на Олонец). Подвод «на шествие Его Императорского Величества к олонецким марциальным водам» ставилось до 100 на стан и об организации поездки императорский Кабинет сообщал сразу несколь­ким коллегиям, прежде всего - Адмиралтейств-коллегий, в чьем веде­нии находились заводы. В 1722 году для поездки Петра I из Москвы на Олонецкие марциальные воды в Дмитрове, Кашине, Устюжне Железопольской, Тихвине и Ладоге (то есть по проложенной еще в 1710 году большой почтовой дороге) воеводы должны были вычистить дороги, «в пристойных местах построить путевые дворцы, а в монастырских вотчинах подыскать хорошие избы и дворы, в которых бы тараканов не было». За выполнение указа отвечали Камор-коллегия и Синодаль­ные власти17.

17 Через много лет, в 1767 году, в наказе депутатам от Олонецкого края в ека-тсрининекую Комиссию по составлению нового Уложения крестьяне напомнят о том, что «в прошлые годы во время шествия ... вечной памяти государя императора Петра Великого и государыни императрицы Екатерины Алексеевны, царицы Прасковьи Федоровны и прочих высоких лиц от С.-Петербурга через Олонец к марциальным водам в оба пути зимой и летом стояли на 10 станциях в 4 года по 300 подвод на каждом стану по месяцу, иногда по два».

Указанное в правилах для лечения на водах зимнее время было удоб­но и по другой причине: санный путь позволял быстро передвигаться. А. Д. Меншиков по летней дороге добирался из столицы 9 дней, а царь в зимнем возке - 3 дня. В 1720 году он выехал из Петербурга 29 февраля вечером, 1 марта был уже в Олонце, 2 марта - на Петровских заводах. Ехал царь с небольшими остановками днем и ночью. В пути из Москвы в Петровский завод он провел 10 дней, следуя через Ярославль - Волог­ду - Белоозеро.

О тогдашних дорогах Карелии можно было повторить сказанное в XVII веке: «Дороги с Олонца во все погосты зашли в озера, а переводы чрез озера многие, а тележных дорог нет». С постройкой петровских олонецких заводов кое-какая тележная дорога на Петербург была прото­рена по проселочным лесным тропам и старому олонецкому тракту, но на ее содержание средств у заводов не было, тем более что грузы с заводов шли водным путем через Свирь и Ладогу. В 1707 году по при­казу А. Д. Меншикова были установлены почтовые станы от Петербурга до Олонца и несколько позже - до Петровского завода.

С возвращением Петра I из длительной поездки 1716-1717 годов в связи с активными строительными работами в столице северо-запад­ное направление в дорожном строительстве становится самым приори­тетным. С 1717 года многое делалось для улучшения подъездных путей к Петербургу. В 1719-1723 годах строится дорога от Петербурга до реки Волхов. В 1718 году было начато сооружение Ладожского канала в обход бурного Ладожского озера. 25 октября 1723 года Петр велел разрабо­тать - на основе шведских и голландских образцов - положение о содер­жании и устройстве дорог в России.

Когда количество желающих попасть на олонецкий источник воз­росло, в 1721 году специальным указом было приказано брать с проез­жающих по 2 копейки с лошади за версту. В этом же году последовало определение Камер-коллегии о предоставлении в Ладоге подвод курье­рам, едущим в Архангельск, и лицам, направляющимся лечиться на Мар­циальные Воды.

Дорожная повинность для приписных к олонецким заводам крестьян была одной из самых тяжелых. Крестьяне следили за состоянием просе­лочных дорог, чистили их, строили мосты (в то время на одном только участке от Святозера до Половины было 12 мостов) и прокладывали гати. Они же содержали гоньбу, поставляли лошадей и подводы, давали постой и фураж для лошадей. Впрочем, подводная повинность, в отли­чие от дорожной, оплачивалась. По указу Петра I от 1724 года, за каж­дую подводу с версты надлежало платить возчикам зимой 1/2 копейки, летом - 1 1/2 копейки, хотя, о чем свидетельствуют челобитные крестьян, оплата производилась далеко не всегда.

Второй проблемой курорта была организация питания для все боль­шего числа приезжающих. В 1718 году после неурожая в Карелии хлеб был довольно дорог, а виды на новый урожай невелики. Указом царя от 4 декабря 1718 года В. Геннин обязан был заготовлять столовые при­пасы по присланному от Дворцовой канцелярии реестру. Для комендан­та наступили беспокойные дни, к его обычным обязанностям добавились новые: он обязан был обеспечить едой не только царя и его свиту, но и Других приезжающих. Геннин жаловался Ф. М. Апраксину: «Гостей, которые приезжают к водам, для стыда поить и кормить надо, а истинно с миру не единой ложки сметаны не идет...» К тому же употребление марциальной воды возбуждало аппетит, и комендант просил Ф. Апрак­сина, чтобы приезжающие сами позаботились о провизии и чтобы они «быки и бараны с собой привозили ... понеже они от такой воды все пережуют». В отсутствие Геннина, который в 1719 году был отправлен за границу, эти обязанности легли на ландрата Григория Муравьева. Деньги заводов (т. е. Адмиралтейств-коллегий) Муравьев истратил в 1719 году на провизию для двора (732 рубля 38 Уг копейки) и рассчиты­вал, что Дворцовая контора деньги Адмиралтейств-коллегий вернет, но они возвращены не были, и уже после смерти царя велено было взыскать их с Муравьева. В последующие после 1719 года поездки царя эта сумма возросла. Ландрат, прослуживший с 1714 по 1728 год «беспорочно», был отрешен от должности и арестован за долг в 1523 рубля 31 копейку. В 1730 году он обратился за помощью к императрице Анне Иоанновне и был освобожден.

Главными поставщиками провизии для двора становятся Александро-Свирский монастырь и Олонец, куда В. Геннин и ландрат Муравьев с 1718 года отправляют заявки. В 1722 году к Марциальным Водам из монастыря было отправлено «про обиход царя» 13 телят малых, 3 быка и 3 теленка. В январе 1724 года, когда царь почувствовал себя хуже и вра­чи повысили требования к диете, бургомистру Олонца Балашеву прика­зано было у обывателей отобрать 10 лучших телят, 10 молодых барашков и специально приставленному человеку велено было «кормить молодых телят и барашков под матерями и поить молоком, а больших баранов кормить добрым кормом». Кроме того, необходимо было собрать 500 све­жих яиц, 10 кур, 3 пуда топленого масла, 3 ведра творогу и 3 ведра сме­таны и немедленно отправить в Петровский завод. Оплата полагалась непременно, а за поставку плохих продуктов обещан был штраф. Александро-Свирский монастырь поставлял вино и пиво. Центрами пивова­рения издавна были монастыри. На Петровском заводе также была пиво­варня, но к приезду царя в начале 1718 года Геннин просил прислать пивовара «из столицы для варения пива, полпива», а также привезти со­лода, так как на заводах хорошего не было.

Уже после первой поездки царя в 1719 году архимандрит Александро-Свирского монастыря Александр стал высказывать откровенное не­довольство, связанное с его неприязнью к Петру I и к его реформам мо­настырского бытия18.

18 Архимандрит был переведен из подмосковного Николаевского монастыря; церковные власти подозревали его в «склонности к расколу».

С начала Северной войны Александро-Свирский монастырь утрачивал материальное благополучие. Ему приходилось доставлять на Лодейнопольскую верфь лошадей, в Новгород - муку; мона­хи на реке Сясь обязаны были жечь известь для строительства Петербур­га... Список все новых претензий к монастырю рос, так что средства на роспись Троицкого собора, построенного еще в 1694 году, монахам при­шлось собирать 9 лет. А царь предложил еще и содержать в монастыре служилых увечных людей...

С открытием курорта забот у монастыря прибавилось. В 1719 году царь побывал здесь с Екатериной Алексеевной и Прасковьей Федоров­ной. Он заболел и пробыл в монастыре до 25 января. Перед отъездом высокие гости одарили братию деньгами, но архимандрит Александр деньги отобрал и заявил: «Приезд Петра в обитель в великий убыток». Оскорбленные монахи, у которых отношения с новым архимандритом и без того были натянутыми, написали жалобу, в которой перечислили все его прегрешения, и передали ее Прасковье Федоровне и Екатерине Алексеевне, которые, прибыв в монастырь, устроили разбирательство, пытаясь примирить архимандрита с братией. Затем на Александра объ­явил «слово и дело» бывший архимандрит монастыря Кирилл. Архиман­дрит Александр был лишен сана, и 22 февраля 1720 года царь приказал его колесовать «как оскорбителя и противника».

Монастырь посещали не только представители царской семьи, здесь останавливались Меншиков, Апраксин, Репнин, другие направляющие­ся на воды знатные особы.

«Расходные тетради» Екатерины Алексеевны и Петра I сохранили интересные подробности поездок царя и его свиты. Перед поездками на север старались запастись теплой одеждой: так, в 1720 году Екате­рина Алексеевна заказала для князя Прозоровского «епанечку суконную теплую на волчьем меху», конюху Кирилле Кабанову - такую же, лисью шапку и «свареги». В 1719 году по прибытии в Петровский завод были заказаны теплые сапоги из оленьего меха царю и сопровождавшим его карлам - их сшил солдат Агапит Вострогин. Эти сапоги царь, видимо, носил и в столице, вот как их описал камер-юнкер Берхгольц: «Башмаки на его величестве были из оленьей шкуры, шерстью вверх как на самой ноге, так и на подошвах... Говорят, что такая обувь очень тепла; но вид ея как-то странен». Удивившая иностранца обувь - не что иное как пимы, национальная обувь ненцев-самоедов. С такой обувью, скорее всего, царь познакомился в поездках в Архангельск, так как для Карелии она не ха­рактерна. «Самоедская» тема вошла в арсенал петровских развлечений, вероятно, с первых поездок на Север, в Архангельск, с ней ассоциирова­лись представления о местных жителях. Экзотический облик аборигенов Севера, казалось, навсегда остался в памяти царя. Одного из своих шу­тов, португальского еврея Дакосту (Лакосту), который, как писал Вебер, сумел угодить царю на марциальных водах своими шутками, Петр обещал сделать «королем самоедским» (до этого среди шутов Петра были другие «короли самоедские»). Для шутовской церемонии посвящения тут же было заказано выговским старообрядцам доставить в столицу 24 оле­ня с 24 самоедами. Став «самоедским королем», Дакоста получил в пода­рок и свое «государство» - остров Сомере на Балтике...

По замечанию историка С. Ф. Платонова, Петра I «стесняла большая свита», он не любил больших приемов и больших помещений, па­радных столов, с трудом следовал правилам этикета. Двор царя был, вероятно, самым дешевым за все время существования Московского госу­дарства. В 1718 году в списке приглашенных на воды было всего лишь 50 человек. В поездках на олонецкий источник Петра сопровождал са­мый близкий круг тех, кто мог составить ему компанию в беседе, играх и развлечениях, и среди которых всегда находились представители «все-шутейшего и всепьянейшего собора». Это была чисто мужская компа­ния, женщины сопровождали лишь Екатерину Алексеевну и Прасковью Федоровну. Вероятно, во время первой поездки на источник в 1719 году царем были составлены полушутливые правила под названием «Долж­ность маршала над собранием лечащихся при водах марциальных Левикоевского19»

19 «Господин Левикоевский», вероятно, и есть Дакоста, церемониймейстер уве­селений:

«1. С утра, когда время придет и будильщики обойдут первый раз все ке­лий, а маршалу с своим жезлом немедленно прийти в залу и потом погодя послать в другой раз будить и тогда надлежит выходить в залу, а потом мало погодя идти самому с оными будилыциками по келиям и по сему третьему конечно никто не должен быть дома, но всем выйти в залу.

2. Маршал должен распорядится пить кому за кем и смотреть, чтоб ис­правно пили из источника.

3. Маршалу смотреть должно, чтоб никто без его спросу не отлучался из зала никуды из сего скита, но часа полтора был в зале и в линее.

4. Когда время придет обедать, тогда маршал велит будильщикам в инст­рументы звать и смотря, когда придут, чтоб всем сесть на своем месте, кото­рое надлежит ему назначить не перехватывая друг у друга.

5. Тако же маршалу смотреть, дабы свечи и трубки у всех и прочие, что надлежит, готово исправно было».

«Будильщики» напоминают о карлсбадском обычае, описанном князем Б. И. Куракиным. В Карлсбаде в начале XVIII века подавались сигналы «во все дни об осьмой с рану на двух трубах - на ратуши, дру­гая - в одиннадцатой на штортах, третья по полудни...ту музыку держат от ратуши». Названия «монастырь» и «скит» напоминают о «шутейном» монастыре царя. Пребывание на лечении компании мужчин, рас­положившихся в небольших - как кельи - комнатах, видимо, и спрово­цировало эти названия. «Собрание лечащихся», включавшее несколько человек из «всешутейшего и всепьянейшего собора», не могло позво­лить себе обычного веселья (по поводу одного из участников увеселений, шута Дакосты, Вебер писал, что на водах «он поневоле должен был держать добрую диету»). Шутливая регламентация поведения на во­дах напоминает о принятых царем после возвращения из поездки 1716-1717 годов «Правилах», в том числе по поводу проведения ассамблей в 1718 году, которым он придавал государственное значение. Еще раньше, в 1709 году царь придумал пять пунктов «Уложения Бенго-коллегии» - па­родии на католическую мессу, где главная роль принадлежала Бахусу. «В том монастыре начальствующие и живущие во общем братстве» напо­минают собравшийся на водах «монастырь», но уже без Бахуса во главе.

Правила поведения на водах можно рассматривать как очередную вариацию устава «всешутейшего и всепьянейшего собора», новый пово­рот в сюжете самодеятельного театра царя.

Людей из свиты Петра, которые выполняли срочные распоряжения и постоянно находились при царе, не жаловали ни высокими чинами, ни высокими окладами. Эти обязанности возлагались в первую очередь на денщиков, которые непременно сопровождали царя на олонецкие воды. Когда-то первыми денщиками стали приятели Петра по детским играм, солдаты Преображенского полка (среди них был и будущий прокурор П. И. Ягужинский). Денщики исполняли обязанности дежурного или дне­вального и неотступно находились при государе (их комнаты были рядом с государевой). Со временем функции денщиков расширились, их стали набирать из офицеров гвардии и лиц, обучавшихся за рубежом или в рос­сийских школах. Денщики поочередно ночевали в царских покоях, чтобы всегда быть под рукой, сопровождали царский экипаж во всех поездках и путешествиях и пользовались полным доверием царя. Одним из таких денщиков был Иван Иванович Бутурлин, племянник Петра Бутурлина («петербургского владыки» из «всешутейшего собора»), лю­бимец царя. Он с 1687 года служил в Преображенском полку, был одним из его первых штаб-офицеров, участник Азовских походов, по­бывал в плену после Нарвы, освобожден в 1710 году. После 1719 года Бутурлин командовал любимыми полками Петра Преображенским и Се­меновским, был произведен в генерал-аншефы и получил золотую ме­даль в честь заключения мира. Бутурлин находился в свите царя при Екатерине Алексеевне - в заграничной поездке 1716-1717 годов.

Сопровождал царя на источник во всех поездках и другой денщик -Семен Блеклой. Полковник Семен Блеклой возил с собой на воды  «гудошника и старца», бывшего Владимирского полка солдата Филакта Исаева. 16 марта 1724 года на обеде у ландрата Григория Муравьева в Петровском заводе он «играл на гудке и плакал», и ему было дано «рубль с полтиной за его слезы». Речь скорее всего идет об исполнении причети, которую обычно исполняли женщины. В этой же поездке было запла­чено 23 червонца княгине Настасье Петровне Голицыной, «чтоб она плакала по сестре и она плакала». Причеть за деньги мало согласуется с беззаботным отдыхом на курорте, но, вероятно, для заказа плачей были особые причины, связанные с какими-то печальными датами. Анаста­сия Петровна Голицына (урожденная Прозоровская) - княгиня, жена И. А. Голицына, была статс-дамой при дворе Петра I, затем - шутихой, ас 1717 года - князь-игуменьей «Всепьянейшего сумасброднейшего собо­ра»20.

20 Современники характеризовали Анастасию Голицыну как «бабу невеже­ственную, пьяную и глупую».

Анастасия Петровна побывала на курорте 2-3 раза, сопровождая Екатерину Алексеевну.

Петр, как известно, был большим любителем партесного многого­лосного хорового пения, среди его певчих были выходцы из разных угол­ков страны. На водах в церкви Апостола Петра царь несколько раз пел «со своими певчими концерты». Интерес к простонародной инструмен­тальной музыке в петровском окружении был традиционным, царь любил хороших музыкантов и певцов из любой среды (хорошо известен его ансамбль «Весна»). Во время поездки 1722 года на воды неоднократ­но приглашались местные крестьяне и солдаты - исполнители на рус­ских (и, возможно, карельских) музыкальных инструментах. Музыканты подбирались заранее, до приезда царя. В феврале 1722 года за игру было заплачено Олонецкого батальона солдату Тихону Пустохину, который играл на гуслях, а также Сямозерского погоста крестьянину Якову Ки­риллову Конееву, «который на гудке играл». Яков Конеев так понравился слушателям, что его забрали с собой - для пополнения музыкальной команды царя, в которой состоял и ранее взятый из Олонца гудошник Василий Козел. Яков Конеев и его родственники пользовались покрови­тельством царицы (ему заказывают русское платье, его теще Василисе Филипповой шьют меховую шубу). Яков Конеев пробыл в столице не­сколько лет (упоминается среди дворцовых музыкантов в 1727 году). В 1724 году «для играния на гудке был взят» на воды крестьянин Шуй­ского погоста Ульян Иванов. В результате этих поездок состав дворцо­вых музыкантов пополнился музыкантами-карелами.

Интересовался двор и другими талантами. В 1720 году во время пре­бывания в Александро-Свирском монастыре царица Прасковья Федоровна усмотрела, что иеродиакон Иринарх - хороший художник, и взяла его с собой на Петровский завод, «где он шпалерную работу сделал для ея величества», затем царица вывезла Иринарха в столицу, где он также «де­лал шпалерную работу, живописность и золочение». Мода на шпалерные работы пришла с организацией в 1717 году, после возвращения царя из поездки, шпалерной мануфактуры; возможно, Иринарх некоторое время выполнял там какие-то работы.

В первой поездке 1719 года царя сопровождали дурак Тарас и карлик Ефим. Ефим Волков был главным карликом царя, с ним связаны одни из первых общественных развлечений в новой столице, устроенные Петром I. В 1710 году на свадьбе Ефима участвовало более 70 «карлов»-уродцев. Грубые забавы с карликами сопровождали тогда многие двор­цовые праздники, без них тогдашнее придворное веселье не мыслилось. Возможно, впрочем, что царь привез Ефима для лечения (в 1724 году карлик умер). На воды привозили и «великанов»: в 1722 году это был известный Николай Буржуа.

В число развлечений на марциальных водах входили и «тихие» до­машние игры. Популярна была упоминавшаяся Б. И. Куракиным фран­цузская игра «трукт-тафель, напоминающая биллиард», а также бирюль­ки, в которые играл и царь.

Разыгрывали лотерею, где «ее величество изволила держать 5 лот, а лот каждой по рублю, итого 5 рублев; выигры­вали часы у Юрья кухмистра ... проигрывал господин Щербачев-Голохвастов табакерку..». Карточная игра на заграничных водах была очень распространена, как и другие азартные игры, но Петр, как известно, подобных игр не любил и даже издал в 1717 году специальный указ, зап­рещающий играть на деньги: «В народ публиковано, дабы никому в деньги не играть под тройным штрафом обретающихся денег в игре». На водах он играл в шахматы с закадычными партнерами: придворным попом Иваном Хрисанфовичем Биткой и шутом Степаном Вытащи. Вытащи, или Степан Медведь, был не просто шут, но и «заплечных дел мастер», тайный палач, один из участников расследования по делу царевича Алек­сея. Сочетание шута и палача как бы вдвойне отделяло его от мира. Вы­тащи был одним из центральных персонажей «самодеятельного» театра царя, в котором у него была довольно причудливая роль. На маскарадах он всегда надевал медвежью шкуру и ездил на санях, запряженных мед­ведями, или же в причудливом и непристойном наряде разгуливал со сви­той под барабанный бой и с полотняным знаменем по Петербургу... Эта фигура была одной из самых зловещих в окружении царя. Во время поездки 1722 года Петр I лишился этого партнера по шахматам: Вытащи упал с лестницы и сильно расшибся. Для оказания помощи, как зафикси­ровано «Походным журналом» от 23 февраля, была проведена операция: «Их Величество были... взрезывали Стефану Вытащи» (хирург Равинель Делал операцию или сам царь?). Вытащи умер 26 февраля и похоронен, вероятно, неподалеку от Петровской церкви или на Кончезерском клад­бище. В течение двух дней царь слушал литургию в зале дворца и в Пет­ровской церкви, а  26 февраля закончил лечение.

Медицинской практикой царь занимался и по другому поводу: он ле­чил больного водянкой крестьянина Остречинского погоста Егора Ива­нова («изволил выпускать воду»). В этом случае лечение прошло без особых последствий, так как Иванову купили 4 рубахи, трое портков, «шуба новая дана» и денег 30 алтын. Были и другие «операции»: в при­езд 1724 года одному «мужику половину бороды выбрили», за что, прав­да, последовала «компенсация» в 13 рублей 30 копеек.

Местные крестьяне выполняли все работы но уборке помещений, топили печи, стирали, работали в скатерной, поварне, хлебенной, «ли­ли» воду из источника. В 1724 году этой работой занимались 57 человек («повседневно выливали марциальную воду крестьяне Шуйского погос­та, за что получили по рублю»). Они же приносили ко дворцу дичь (жи­вых тетеревов, зайцев), овец, яйца, а также брусничный лист. В 1724 году 47 крестьян проводили какие-то ремонтные или строительные работы при курорте.

Поездку 1724 года обслуживало не менее 100 крестьян из окрестных деревень. Караул при дворе несли 104 солдата Черниговского полка, ко­торые также носили воду во дворец, охотились на дичь. За услуги рас­плачивались щедро, жертвовали в церкви, вдовам мастеровых на медном и на Петровском заводах («старику Алексею Михееву, которому 90 лет», и другим).

Любимое занятие Петра I - работа на токарном станке, за которым он отдыхал. Вероятно, монотонное жужжание колеса успокаивало царя, это была настоящая «трудотерапия», и чем старше он становился, тем боль­ше времени отдавал точению из дерева и кости. Выполнял царь не только бытовые и культовые предметы, в токарне он работал и над моделями (во время очередной поездки на воды 7 марта 1724 года царь «трудился над моделью Кронштадцкою»). Образцы своего искусства он дарил часто и охотно (в том числе кубок своей работы прусскому королю Фридриху Вильгельму I). Ни один из его дворцов последних лет не обходился без токарной. Токарни царя постепенно перерастали в рабочие кабинеты, где решались многие важные дела: в них он работал, обедал, спал, принимал посетителей и близких, играл в разные игры... Токарные станки иногда возили вслед за царем, но чаще устанавливали постоянно, как это было на олонецких водах и в Петровском заводе. Сохранилось описание токарной при дворце на водах. В ней было два дубовых токарных станка, к которым был прикреплен «на шурупах» стул с поручнями, обитый зеленым сук­ном. Тут же находились железные тиски, 14 штук токарного инструмен­та, а также два токарных колеса и деревянные тиски. Имелись и липовые заготовки. В токарне же стояли две «холстяные» походные кровати и слю­дяной фонарь. Знаменитый токарь Андрей Нартов в своих рассказах о царе упоминает о работе на Марциальных Водах, но в первых поездках Нартова не было. В 1719 году царя сопровождал солдат Андрей Коровин, «который работал в государевой токарне» (ему на Петровском заводе под токарный инструмент были сделаны сани и ключ к ящику для инстру­мента). Андрей Иванович Коровин был учеником А. Нартова и служил токарем и сторожем при его «Лаборатории механических и инструмен­тальных наук». С 1706 года Коровин был сторожем при токарне царя и, видимо, сопровождал его в отсутствие Нартова. После смерти Петра он работал в Инструментальной палате Академии наук, выполнял работы под руководством Нартова. А. Нартов сопровождал царя на олонецкий источник в 1724 году, когда царь работал над моделью Кронштадта.

На Марциальных Водах царь взялся за собственноручное изготовление мебели, пригласив в помощники Андрея Коровина и местных крестьян-столяров: Мелентия Дубакова и Кириллу Филиппова. Сохранившиеся стулья из дворца - характерные образцы мебельного искусства петров­ского времени (в собрании Карельского Государственного краеведче­ского музея). Царь постоянно прибегал к книге Шарля Плюмье об искус­стве точения, рукописный вариант которой на русском языке хранился в его библиотеке. Книга Плюмье иллюстрирована разнообразными и сложными образцами для точения на станках, которые Петр, вероятно, старался воспроизвести. Из разнообразных геометрических фигур царь собирал декоративные композиции. Одной из таких форм из шаров, дисков, стержней стали люстры-паникадила, которые он исполнял для особо важных случаев (сохранились три паникадила, но в документах упоминаются и другие, например, в 1712 году Петр точил паникадило к бракосочетанию с Екатериной, в 1723 году -для церкви в Кронштадте). В марте 1724 года царь закончил изготовление очередного паникадила из кости - для церкви Апостола Петра. Учитывая небольшие размеры храмо­вого пространства церкви на Марциальных Водах, он выточил из слоно­вой кости паникадило «на семь рожков», напоминающее паникадило для Петропавловского собора в Санкт-Петербурге: на центральный стержень длиною в 72 см нанизаны различные геометрические фигуры, разделен­ные четырьмя дисками черного дерева. 7 рожков украшены розетками, ствол - узорчатой подвеской. Согласно «Походному журналу», Петр за­вершил эту работу 15 марта и в обедню в церкви Апостола Петра «паникади­ло трудов своих привесил в церкви». В яблоко паникадила царь вложил записку с благодарностью Богу за исцеление. В 1732 году при подготовке к освящению Петропавловского собора по специальному указу импе­ратрицы Анны Иоанновны паникадило было вывезено Андреем Корови­ным в столицу (в настоящее время находится в фондах Государственного музея истории Санкт-Петербурга). Помимо паникадила, из кости была выточена цепочка, долгое время хранившаяся в церкви на Марциальных Водах, но затем утраченная.

В 1722 году царь вызывает на Марциальные Воды своего придворно­го живописца Ивана Никитина. Иван Никитин - единственный русский мастер, писавший Петра I с натуры; вероятно, портрет царя или императ­рицы был написан на Марциальных Водах.

Документальных подтверждений пребывания Петра I на Петровском заводе до 1719 года не выявлено. Царь не был лично знаком с положе­нием дел на олонецких заводах, и первое, что он сделал, прибыв в слобо­ду, отправился «гулять по заводу». В присутствии царя была отлита чу­гунная пушка, на которой было вычеканено: «Сия пушка вылита при самом его царском величестве на олонецких заводах 15 февраля 1719» (дата несколько отличается от зафиксированного «Походным журналом» времени пребывания царя на заводе). В 1720 году он снова охотно об­щался с мастеровыми и даже собственноручно выковал из железа полосу уклада, на которой оставил надпись: «Сей кусъ осечен от крицы трудами Его Царского величества собственными руками под большим кричным молотом на Олонецких Петровских железных заводах марта 2 1720 года». Можно сказать, что царь «прочувствовал» работу молотового работника и вместе с тем продемонстрировал, что вполне здоров...

Самые популярные народные предания о Петре I - предания о царе-ремесленнике и труженике. В одном из них излагается, как был изготов­лен вышепомянутый «кус»: «Часто ездил в нашу лесную сторону царь Петр. Приде, скажут, в завод, своима царскима руками крицы (мехи) дует, а бояра уголья носят; в молотобойню завернет и молот в руки - железо кует». В других преданиях рассказывается о состязании Петра то с плот­ником, который так искусно владеет своим мастерством, что тешет брус из бревна без шнура, то с кузнецом. В этих состязаниях царь, несмотря на все свое умение, выдержать конкуренцию с профессионалами не мо­жет (его голова, как объясняет олонецкий плотник, занята государствен­ными делами).

Брауншвейгский резидент Вебер (и не он один) сделал неожиданный вывод о причинах рекламной кампании вокруг олонецких вод, об «ис­тинных» причинах поездок царя на Олонец: «Так как рабочий народ в городке Олонец не имеет почти ничего, кроме царского жалованья, а с другой стороны множество плохого оружия тамошнего изделия оста­ется непроданным, то сказанные люди и полагают, что открытием целеб­ных вод царь желал только привлечь в Олонец своих подданных... и тем привести в лучшее состояние торговлю оружиями тамошнего артил­лерийского управления, состоящего в ведении генерал-майора Геннинга, и самое место сделать более зажиточным».

Возможно, догадка Вебера отчасти и верна, и у царя была мысль орга­низовать торговлю оружием - для приезжающих «кавалеров» - как в Карлсбаде, тем более, что оружие на заводах становилось все лучше и царь был удовлетворен его качеством. Качество холодного и стрел­кового оружия улучшилось с возвращением В. Геннина из-за границы, откуда он привез хороших мастеров. Казалось, олонецкие заводы по­лучили новый толчок к дальнейшему развитию: 1719-1721 годы - пе­риод наивысшего расцвета заводского производства. Но, видимо, уже в первую поездку Петр I принял решение о постепенном сворачивании производства в Карелии (указ об этом последовал сразу после возвраще­ния с источника).

Северная война еще не закончилась, и заводы нужно было содержать наготове, несмотря на многие их проблемы, прежде всего связанные с качеством местной руды («холодно-ломкой» - как ее определили в бо­лее позднее время). По указу Петра 1720 года, «велено было быть в ходу 5 домнам и 3 большим и иметь 5 дощатых молотов, а якорное дело и Устьрецкий завод оставить и на Олонецкой верфи никаких судов не строить». Крестьянские сборы велено было передавать Канцелярии петровских за­водов. В Александро-Невском монастыре, куда также направлен был этот указ, первопричиной столь неожиданных решений считали Толвуйского погоста крестьянина Павла Акинфова, который во время пребывания царя на водах в феврале 1719 года подал челобитную о том, что «многие мо­настырские крестьяне многие тягости несут» (Толвуйский погост был при­писан к Александро-Невскому монастырю). Порядок взимания налогов с монастырских крестьян также был изменен.

В 1718-1720 годы международная обстановка оставалась сложной, и строительство в России новых кораблей продолжалось на всех балтий­ских верфях (в 1719 году строилось 10 линейных кораблей), соответствен­но, нужны были и олонецкие пушки. Одним из главных противников ра­стущего могущества России на море становится Великобритания, кото­рая быстро превращалась из союзника в опасного неприятеля. Только после подписания Ништадтского мира царь стал кардинально решать про­блемы будущего петровских заводов.

В 1721 году в связи с окончанием войны Адмиралтейств-коллегия предписала руководству заводов заняться продажей огнестрельного и хо­лодного оружия и разных металлических инструментов в Петербурге, для чего в Гостином дворе выбрать лавку. Это положило начало массовой продаже продукции Олонецких заводов в столице. Царь эту перестройку использовал прежде всего для обеспечения всем необходимым своих столичных новостроек и загородных резиденций. В эти годы заводы вы­полняют многочисленные заказы для Канцелярии от строений. Директор канцелярии Ульян Синявин приезжает в Петровский завод, приглашают сюда и архитектора Ж.-Б. Леблона для решения вопроса об отливке чу­гунных труб для фонтанов. По требованию царя 3 февраля 1719 года на Марциальные Воды на десяти подводах приезжает с большой мо­делью Шлиссельбургской крепости архитектор Д. Трезини. Прибывают по вызову царя на воды и другие архитекторы. В 1723 году на Петров­ском заводе по инициативе Петра отливаются первые чугунные ограж­дения для домов вдоль набережной Невы (перила крылец). Растут за­казы на крышечные доски, фонтанные трубы, чугунные части мостов. По возвращении из первой поездки царь велел выдать 10 рублей кресть­янину Олонецкого уезда Куштозерской волости Ивану Семенову, «ко­торый объявил камень к гротному делу». Это один из первых фактов, касающихся поставки карельского камня на строительство пригоро­дов столицы.

К приезду царя, о котором знали заранее благодаря приготовлениям и суете на дорогах, готовили челобитные и жалобы приписные крестья­не, торговые люди, старообрядцы.

1719 - год принятия указа об учреждении Берг-коллегии и публика­ции «Привилегии о рудах и минералах», по которому каждый желающий из любого сословия имел право на поиск и разработку рудных место­рождений. В 1722 году на Петровском заводе к царю обратился рудо­искатель из Поморья Собинский, жалуясь, что ему в поисках медных и серебряных руд мешает соловецкий архимандрит Варсанофий. Петр оказывает Собинскому содействие, а в 1722 году издается указ о приня­тии мер против лиц, которые чинят препятствия в поисках минералов и руд. Соглашается царь и на передачу в аренду крестьянину Кондратье­ву одного из олонецких заводов - Повенецкого.

В 1721 году Петр I приказывает строить новый оружейный завод в Сестрорецке, куда во главе с Генниным переводятся высокопрофессио­нальные кадры оружейников Петровского завода, вывозится все оружей­ное производство. В 1722 году Петр I решил для сравнения качества ме­талла сделать по 1000 оружейных стволов из олонецкого и сибирского железа (подобная «проба» уже производилась, и, как ни странно, стволы из олонецкого металла оказались лучше). Летом 1724 года с Петровского завода переезжают в Сестрорецк 457 человек мастеровых с семьями. Петровская слобода пустеет на глазах, рушится сложившийся за 20 лет заводской уклад. Во время поездки 1724 года на воды был приглашен В. Н. Татищев, с которым обсуждался вопрос о будущем олонецких заво­дов и перспективах развития горной промышленности Урала. Здесь же было принято решение об отправке Татищева в Швецию для изучения опыта управления металлургической промышленностью.

Очевидное к 1724 году угасание горнозаводской промышленности в крае не могло не встревожить старобрядцев Выго-Лексинского монастыря: свободу исповедовать свою веру они получили за поддержку заводского производства. С закрытием заводов могли начаться притесне­ния. Уехал работать на уральские заводы и покровительствовавший ста­рообрядцам В. Геннин.

Представители Выго-Лексинского старообрядческого монастыря, как и другие челобитчики и просители со всей округи, приезжали к царю на Петровский завод или на источник. Об этих встречах очень живо на­писал выходец из Шуйского погоста, выговский писатель Иван Филип­пов: «В то время вельми петровские железные заводы распространяхуся, ибо императорское величество первый Петр часто на петровские заводы для досмотру оружия и к водам ездяша. Помянутые же настоятели Дани­ил и Андрей по совету з братиями и суземских старостою и с выборными всегда посылающе своих посланных с письмами и гостинцами к Его Им­ператорскому Величеству, с живыми и стреляными оленями и со птица­ми, ово коней серых пара, а ово быков больших подгнаше ему и являхуся и письма подаваху. Их Императорское Величество все у них милостиво и весело примаше и письма их вслух всем читаше, хотя в то время от кого со сторон и клеветы быша, он же тому не внимаше».

Выго-Лексинский монастырь, как и Александро-Свирский, помогал в поставке провизии. Царь по достоинству оценил честность и грамот­ность олонецких старобрядцев, приказав руководству Петровского заво­да «к щетному делу определять только из раскольников» (это указание заводские начальники выполнили уже после смерти царя). Хорошие от­ношения у выговцев сложились и с царицей Прасковьей Федоровной, через которую, как и через прагматичных В. Геннина и А. Меншикова, они старались защитить свои интересы. Общались они и с супругой царя Екатериной Алексеевной. В 1722 году по указу Петра выговские старо­обрядцы должны были приискать 100 оленей для императорского двора. Они отправились к морю и на Канин Нос, но привели на заводы только 50, остальных оленей у них отбили самоеды. Выполняли они и другие поручения Кабинета.

Когда Петру стало известно, что вслед за отъезжающими на Урал ма­стеровыми потянулись и «расколыцики, которые близ Повенца живут», царь категорически запретил отъезд двумя указами (от 8 и 11 февраля 1724 года) - под страхом казни. На Олонце у царя была еще одна встреча, которая стала источником легенд, превратилась в одно из главных преда­ний старого Петрозаводска, - с местным юродивым Фаддеем. О реаль­ности Фаддея свидетельствует сохранившаяся записка царя ландрату Муравьеву: «Здешний мужик, которого зовут Фаддеем и который стар уже и кажется умалишенным, живет в лесу и приходит в деревню. Его здесь почитают за чудо. Чего-либо худого и склонности к расколу не замечено, поэтому я, чтобы не было какого-либо соблазна, велел к вам на заводы отвести, чтобы там его кормили до смерти». Записка была написана в дороге, она не имеет даты и подписи, привез ее в канцеля­рию олонецких заводов Оштинского погоста житель Софрон Бесков, которому ее передал царь. Записка хранилась в канцелярии олонецких петровских заводов и была передана в архив Адмиралтейства после ее упразднения.

Из записки следует, что Фаддей жил не на заводах, а где-то по дороге от Петровского завода до Марциальных Вод. Возможно, он приходил на источник. Отвести его царь просил, скорее всего, в богадельню при Петровском заводе. Строительство этой богадельни, где находилось нема­ло «уволенных от работ» больных и увечных, бывших работников завода, затеяла царица Прасковья Федоровна. Царица Прасковья всегда старалась угодить Петру в его нововведениях - одной из первых стала посещать ассамблеи, бывала в театре, отправилась на курорт. После 1718 года Петр издает ряд указов, в которых запрещает просить милостыню, приказыва­ет строить богадельни для престарелых, размещать в монастырях увеч­ных солдат Северной войны. По указу царя от 20 июня 1718 года, было велено тех, «кои явятся не записанными в богадельнях в прошении ми­лости», наказывать батогами и отсылать на прежнее место. Богадельня, построенная в 1719 году на средства царицы Прасковьи на Петровском заводе, сохранялась еще в 1730-е21.

21 Интересно, что в 1734 году крестьяне Толвуйского погоста доносили на Петровский завод, что в их погосте появился «пришлый незнакомый человек, который юродствует». Юродивого велено было выслать на завод.

Но, несмотря на полную поддержку нововведений Петра, царица Прасковья Федоровна была вполне «царицей из XVII века», в усадьбе которой в подмосковном Измайлове, как писал ее родственник В. Н. Та­тищев, «был госпиталь на уродов, юродов, ханжей и шалунов». Она лю­била слушать их предсказания и сказки (некий юродивый Тимофей со двора царицы время от времени поражал окружающих своими пред­сказаниями, к которым Прасковья Федоровна относилась очень вни­мательно). Прасковья Федоровна знала, как царь не любит подобный люд (который при его появлении прятался в дальних углах и чуланах ее дворца). Вполне вероятно, что царица общалась и с петрозаводским юродивым, так как несколько раз побывала и на Петровском заводе, и на источнике.

Встреча царя с петрозаводским юродивым произошла после рассле­дования дела царевича Алексея, который был цен гром недовольства, оп­позиции царю и его реформам. Опасаясь народных волнений, Петр 1 пред­писал вновь созданному Синоду не допускать никаких чудес, пресекать появление прорицателей и кликуш (одной из целей открытия первого в России общедоступного естественного музея - Кунсткамеры - была борьба с ложными чудесами). Говоря в записке о «соблазне», царь имел в виду многочисленные факты почитания предсказателей и веры в наро­де в предсказания юродивых и кликуш, против чего направлены были его распоряжения и указы. Время от времени, в связи с его болезнью, появлялись и предсказатели его скорой кончины. В словах «чего-либо худого» подразумевалось отсутствие в высказываниях юродивого ка­ких-либо оценок действий царя, очевидная безобидность старика. Царь по отношению к Фаддею просто выполнил собственные указы. Возмож­но, никакого предсказания Фаддея царю и не было.

В преданиях о Фаддее, относящихся к XVIII веку, рассказывается, что юродивый предсказал царю скорую смерть и был за это наказан: «обрестован», заключен «в охраняемое пристанище», взят под «надзор» (в разных версиях преданий), но, уже находясь при смерти, царь, убе­дившись в правдивости его предсказания (т. е. в его святости), отправил гонца на заводы и приказал освободить Фаддея и «производить ему до смерти пансион».

Еще один факт из записки Петра - о несклонности Фаддея к раско­лу - впоследствии стал источником версии о Фаддее как активном про­тивнике раскола, которую в условиях борьбы со старообрядчеством в XIX веке поддерживали церковные власти, к началу XX века предпола­гавшие канонизировать петрозаводского юродивого.

А. Нартов рассказывал, что, «прогуливаясь при питии марциальных вод», царь сказал своему лейб-медику: «Врачую тело свое водами, а под­данных примерами, и в том и в другом исцеление вижу медленное, все решит время, на Бога полагаю надежду».

Подобрать тур
Наши контакты
Экскурсии по Карелии
Билеты на Кижи
Экскурсии на Валаам и Соловки
Мы в социальных сетях
Новости
Ежедневно на остров Кижи
28.10

Приглашаем в увлекательное путешествие на остров Кижи. Осенью, зимой и весной мы предлагаем однодневные поездки через Заонежье. Вы не только посетите наш самый известный остров, но и увидите деревни Заонежья, побываете на самом крупном в мире месторождении шунгита в Толвуи.

Предновогодние сюрпризы!
20.12

Признание от парнеров под Новый год - еще один подарок! 

Экскурсии летом 2024
17.04

На сайте опубликованы программы экскурсий на летний сезон 2024 года.

Отзывы

Татьяна, Галина
Благодарим "Русский Север" и нашего гида Ольгу за прекрасное путешествие на Соловки 25-27 Августа, за заботу и прекрасные экскурсии в Беломорске и на Соловках! Все было прекрасно, и мы обязательно вернемся!
Евгений Миловидов
Благодарю компанию "Русский север" за слаженное, чёткое обслуживание гостей вашего прекрасного края. Сбылась моя давняя мечта! Особую благодарность хочу выразить гиду Ширшовой Ольге! Высокий профессионализм, эрудиция, личное обаяние отличают этого экскурсовода!
Ольга
Хотелось бы выразить большую благодарность команде "Русского Севера" за организацию тура. В особенности благодарим нашего прекрасного гида Ладу за профессионализм, искреннюю любовь и преданность своему делу. Наглядный пример того, что "роль личности в истории" имеет место быть! С удовольствием вернёмся в Карелию и будем рекомендовать вашу компанию своим друзьям!
Нина
Огромное спасибо за тур "Кижи-Валаам-Соловки" всей турфирме и лично нашему прекрасному гиду Ольге. Замечательный человек, интересный собеседник и просто профессиональный гид. Мы на протяжении всей поездки слушали интересный рассказ, смотрели фильмы снятые в Карелии и слушали песни о любви к Карелии. Она смогла сделать все, чтобы о туре остались самые приятные воспоминания. Всем советую посетить Карелию!
Татьяна
Тур Кижи-Рускеала-Соловки чрезвычайно интересен, хорошо организован, но особую благодарность фирме "Русский север" хочется сказать за подбор гидов. Работа Елены Дарешкиной и Лады Фокиной заслуживают самой высокой оценки. Их эрудиция, доброжелательность, стремление заинтересовать аудиторию и, главное, любовь к родному краю делает встречу с Карелией действительно незабываемой. Огромное спасибо! Удачи и хороших туристов всему коллективу "Русского севера".
Добавить отзыв Все отзывы